ЭРОС и БЮРОКРАТИЯ

Колташов Василий Георгиевич

«Все задания, что давали мне отец или мать, были предельно точным…- Вспоминает Игорь.– Особенно строг был папа, он просто требовал как от солдата все делать точно и в срок. За плохую успеваемость могли престать со мной разговаривать - и тогда я попадал в какой-то капкан отчуждения… Если они чего-то хотели от меня то добивались этого методично и последовательно… С сестрами я такого не замечал».

Уже в школе, в пионерской организации Игорь проявил себя как «надежный и исполнительный парень». Отец требовал от него быть образцом не только в учебе, но и в общественной работе, при этом он не позволял сыну проявлять свою волю - здесь действовал самый жесткий запрет. В последствии молодой человек легко поступил в институт, где через комсомол и начал свое «продвижение по службе». «Первым серьезным успехом было избрание меня секретарем ячейки, потом из-за хорошей организованности

продвинулся на ступеньку выше, потом еще… но дальше карьера не пошла - видимо я как-то унаследовал прямолинейность отца, а карьере это вредило,- рассказывает Игорь,- помню, был один серьезный конфликт, не я его спровоцировал,…но мне тогда тяжко пришлось…»

В администрации Игорь не занимает высокий пост, но работает уже больше 5 лет и считается пунктуальным сотрудником. До этого, сразу после падения СССР и исчезновения комсомола он трудился на благо государства в одной из районных администраций Москвы, затем был переведен в округ.

Описанный нами герой типичный хороший представитель российской бюрократии старой школы. Он не склонен к подхалимажу (это ненормально для российской управленческой сферы), но очень исполнителен и пользуется доверием руководства. Подобные люди среди русских чиновников встречаются редко. Человек Игорь довольно скучный, угрюмый и редко улыбающийся. Он носит застегнутый на все пуговицы строгий костюм, неплохо скрывающий полноту, бесцветный галстук и разговаривает вялым измученным голосом в котором, тем не менее, звучит строгая нотка - сотрудники говорят, что таким он был всегда. Семейная жизнь этого человека началась рано. Она вполне стандартна, за исключением того, что детей у него нет. Коллеги отмечают, что с чиновниками младшего ранга он бывает довольно груб, но при этом в решениях редко бывает несправедлив.

В детстве Игорь мечтал стать инженером-конструктором и создавать машины, но строгость семейных заповедей не позволила развиться этому его детскому желанию. В дальнейшем вся жизнь его подчинилась «какому-то течению» и привела его в управленческую сферу государства.

Не станем задерживаться на подробном разборе характера описанного человека, мы еще остановимся на подобных примерах детально, и перейдем к следующему герою, чей жизненный путь в бюрократию существенно отличается от судьбы Игоря.

Елизавета, коренная москвичка, принадлежит к тому же поколению, что и Игорь. Ей 42 года. Работает она в аппарате Государственной Думы и заведует чем-то вроде отдела. Как это часто бывает с девочками, родители (интеллигентная семья) воспитывали ее дольно мягко, при этом, стараясь заложить в ребенка свои представления о женской нравственности и успешности - здесь они проявили завидную последовательность и упорство.

Девочка училась отлично и даже получила медаль по окончании школы. Она была примерной пионеркой и комсомолкой. Правда, несколько эгоистичной и честолюбивой по характеру, от чего страдали ее подруги (с одной из них удалось поговорить). Чуждая обычных развлечений Елизавета умела хорошо приспосабливаться к учителям и начальству, не брезгая доносами на товарищей и откровенным лицемерием. Рано определив для себя, что подчинение окружающих может быть источником приятных ощущений, она с первых шагов в школе стала прокладывать себе путь к власти. «Быть лучшей ученицей, командиром звена…» и так далее. В интересах карьеры Елизавета вышла замуж в 23 года, подобрав тихого и безвольного, но обладавшего неплохими семейными связями мужа. Это и обеспечило ей дальнейшее продвижение уже в новое, постсоветское время. Получив работу сперва в министерстве, а потом в Госдуме, Елизавета не только проявила себя как неплохой организатор, но и завела несколько любовных романов с руководством. Это ей не только не помешало, но и помогло. Сослуживцы считают ее безжалостной начальницей, которой, тем не менее, удается казаться милой и даже иногда доброй.

В браке у Елизаветы два сына. Но к мужу она не питает никаких чувств, кроме презрения, что выражается в постоянном ее стремлении командовать им. Подобным образом она ведет себя и по отношению к детям. Послушная с начальством, Елизавета любит причинять душевную боль подчиненным, отыскивая их слабые места и мелко унижая в бытовых ситуациях. Все это она вполне спокойно объясняет себе необходимостью поддержания порядка и иерархии.

В истории российской бюрократии последних десятилетий, в связи с разрушением СССР, существует два довольно отличных поколения. Одно из них, примеры людей из которого мы дали выше, формировалось в управленческой системе Советского Союза, другое связано своим появлением уже с капиталистической Россией. Оба они имеют общую психическую структуру, но различаются по целому ряду моральных установок. Старшее поколение бюрократии более консервативно и по отношению к различным идеологиям более цинично - ему привычна их смена и оно легко приспосабливается к изменяющимся государственным ориентирам. Молодежь отличается честолюбием, часто нескрываемой тягой к роскоши и богатству. Нравственно она более свободна, чем предыдущее поколение, но в целом, в сравнении с общественным пониманием моральных границ, кажется слишком консервативной в своих устоях, эгоистичной и беспринципной. Обе чиновные «школы», несмотря на существенное различие эпох их породивших, представляют собой одно целое и независимо от деталей соединяют в себе душу и тело одного социального целого - бюрократической касты.

Владислав, стал чиновником относительно недавно. Ему 25 лет, работает в паспортном столе (отделение внутренних дел, город Самара). Отец всю жизнь проработал в милиции (дослужился до майора), мать - служащим в социальной защите. Сына воспитывали строго, отец часто, когда был пьян, прибегал к физическим мерам. Мать объясняла ему, как устроена жизнь. В период ельцинских реформ семья не бедствовала. В распоряжении ребенка были дорогие и безвкусные игрушки. Время мальчика почти не контролировали, но постоянно держали в плотном эмоциональном напряжении, требуя выполнять (чаще всего не связанную с учебой) волю старших.

Учился Владислав довольно средне, в институт поступил без особых трудностей - обучался на финансиста (платно). На работу попал по знакомству, сразу после окончания института. Помогли связи отца. Вначале с виду тихий молодой человек не хотел работать в милиции, но еще в студенческие годы, поняв, что деньги можно зарабатывать и без непосредственной коммерции, пошел по стопам родителя. Оказавшись на государственной службе, он сразу разобрался с ситуацией и встроился в существующие отношения. Продвижение по службе у него шло быстро (снова помогали связи), но главным была возможность хорошо зарабатывать на «помощи в выдаче документов».

По характеру Влад, кажется человеком тихим и спокойным, даже неуверенным в себе. Но в делах, как говорят его друзья, он способен проявить себя «очень упертым мужиком». При более близком общении видно, что за периодическими сменами тихого и напористого поведения у Влада прячется большое число комплексов и непрерывных болезненных психических переживаний. Все это молодой человек умеет хорошо скрывать. В жизненных ценностях Владислав довольно стандартен. Его привлекают дорогие машины, роскошные квартиры, он любит носить модные костюмы, разбирается в фирменных часах. Женщины тоже привлекают его по внешнему лоску - к эмоциональным контактам с противоположным полом он не стремится, наоборот, стараясь его избегать.

Сексуальная жизнь молодого чиновника представляет собой череду походов в рестораны со случайными знакомствами, посещений сауны с проститутками и «почти семейной» дружбы с официальной девушкой. На которой Влад собирается вскоре жениться.

История русской бюрократии насчитывает много веков. Немало изменилось с тех времен, когда впервые простой человек должен был столкнуться с представителем власти - слугой государства. Технический, культурный и социальный прогресс проделали за эти столетия колоссальную работу, изменив лицо нашей страны до неузнаваемости. Изменив все общество, подвигнув его вперед, освободив от многих оков в революционных битвах начала XX века. Но поменялось ли отношение общества к бюрократии? Стал ли чиновник более привлекательным для людей, по сравнению с минувшими временами? И если нет, то почему? Обратимся на время к тому, каким видели русского бюрократа те, кто был уже знаком с более зрелыми общественными отношениями. Французский путешественник, роялист ставший после знакомства с монархической Россией либералом, Астольф де Кюстин посетил нашу страну в 1839 году, написав затем книгу «Россия в 1839 году». Вот как он описывал свои ощущения после первого знакомства с российской бюрократией:

«…в Петербурге чиновники разобрались с ними в три минуты, меня же не отпускали в течение трех часов. Привилегии, на время укрывшиеся под прозрачным покровом деспотической власти, вновь предстали предо мной, и явление это неприятно меня поразило.

Обилие ненужных предосторожностей дает работу массе мелких чиновников; каждый из них выполняет свои обязанности с видом педантическим, строгим и важным, призванным внушать уважение к бессмысленнейшему из занятий; он не удостаивает вас ни единым словом, но на лице его вы читаете: «Дайте мне дорогу, я - составная часть огромной государственной машины». Эта составная часть, действующая не по своей воле, подобна винтику часового механизма - и вот что в России именуют человеком! Вид этих людей, по доброй воле превратившихся в автоматы, испугал меня; в личности, низведенной до состояния машины, есть что-то сверхъестественное. Если в странах, где техника ушла далеко вперед, люди умеют вдохнуть душу в дерево и металл, то в странах деспотических они сами превращаются в деревяшки; я не в силах понять, на что им рассудок, при мысли же о том давлении, которому пришлось подвергнуть существа, наделенные разумом, дабы превратить их в неодушевленные предметы, мне становится не по себе; в Англии я боялся машин, в России жалею людей. Там творениям человека недоставало лишь дара речи, здесь дар речи оказывается совершенно излишним для творений государства.