Эротические истории пенджабских вдов
Шрифт:
— Минди, наверное, тебе просто скучно.
— Разве скука не веская причина, чтобы попытаться найти супруга? Ты переехала, потому что хотела независимости. Я стремлюсь замуж потому, что хочу иметь свою жизнь. Свою семью. Ты по молодости этого пока не понимаешь. Я прихожу домой после долгого рабочего дня, а там одна только мама. Мне хочется возвращаться к кому-то. Хочется обсуждать, как прошел день, вместе ужинать и планировать совместную жизнь.
Никки открыла фотографии во вложении — два снимка Минди крупным планом: призывная улыбка,
— Не бери наши семейные снимки. Не хочу, чтобы моя фотография мелькала в брачных объявлениях.
— Так ты мне поможешь?
— Это против моих принципов.
Никки набрала в поисковике: «аргументы против брака по договоренности» и кликнула на первый результат.
— Но ты же поможешь?
— «Брак по договоренности — порочный обычай, лишающий женщину права выбирать свою судьбу», — вслух прочитала Никки.
— Просто подправь текст анкеты, чтобы лучше звучало. Я сама в этом ничего не смыслю, — попросила Минди.
— Ты слышала, что я только что говорила?
— Несла какую-то радикалистскую чушь. Я перестала слушать после слова «порочный».
Никки снова заглянула в анкету и обнаружила грамматическую ошибку: «Ищу свою вторую паловинку. Кто он, мой суженый?» Девушка вздохнула. Очевидно, Минди уже определилась; вопрос один: хочет ли в этом участвовать Никки.
— Ладно, — сдалась она. — Но только потому, что с такой анкетой ты рискуешь нарваться на идиота. Зачем ты пишешь, что любишь веселиться? Разве кто-то не любит?
— И можешь еще потом повесить ее на доске брачных объявлений?
— На какой еще доске?
— В большом храме в Саутолле.[2] Я скину подробности эсэмэской.
— В Саутолле? Ты шутишь.
— Ты ведь совсем рядом живешь. А у меня в больнице всю неделю сдвоенные смены.
— Я думала, для таких вещей существуют брачные сайты, — заметила Никки.
— Я подумывала насчет «Сикхской свахи» и «Пенджабской романтики». Но там слишком много индийцев, мечтающих по-быстрому заполучить визу. Если какой-нибудь мужчина заинтересуется моим объявлением на доске в храме, я по крайней мере буду знать, что он из Лондона. Саутолльская гурдвара[3] самая большая в Европе. Тут у меня больше шансов, чем на доске объявлений в Энфилде,[4] — объяснила Минди.
— Ты ведь знаешь, я очень занята.
— Ой, ну пожалуйста, Никки. У тебя куда больше времени, чем у нас.
Никки проигнорировала осуждающий намек. Мама и сестра не воспринимали ее работу барменом в «О’Райлисе» всерьез. Бесполезно растолковывать им, что Никки пока ищет свое призвание — работу, где она сможет приносить настоящую пользу, развиваться, испытывать себя, добиваться признания и награды. Таких мест было удручающе мало, и рецессия лишь усугубила ситуацию. Никки не брали даже волонтером: ей отказали три женские некоммерческие организации, и везде виновато оправдывались, что завалены рекордным количеством заявлений. Куда еще податься двадцатидвухлетней девушке с незаконченным юридическим образованием? В нынешней (а возможно, и любой
— Я оплачу тебе потраченное время, — предложила Минди.
— Денег я у тебя не возьму, — машинально возразила Никки.
— Погоди, мама хочет что-то передать, — на заднем плане послышались невнятные наставления. — Она говорит, не забудь запереть окна. Вчера в новостях говорили что-то про квартирные кражи.
— Скажи маме, что у меня нечего красть, — ответила Никки.
— Она скажет, что ты должна беречь свое целомудрие.
— Поздно. Его уже украли. На вечеринке Эндрю Форреста после выпускного бала в одиннадцатом классе.
Минди не ответила, однако из трубки явственно доносилось ее потрескивающее, как помехи на линии, неодобрение.
Собираясь после этого на работу, Никки размышляла над предложением сестры оплатить ее труды. Щедрый жест, но девушку тяготило вовсе не финансовое бремя. Она жила в квартире над пабом и вносила за аренду всего ничего, зато ее могли в любую минуту вызвать на дополнительную смену. Однако работа бармена считалась временной: Никки давно пора было что-то менять в жизни. Каждый новый день недвусмысленно напоминал, что, пока она топчется на месте, ее сверстники идут вперед. Недавно Никки видела на железнодорожной платформе бывшую одноклассницу. Та деловито и целеустремленно шагала к выходу со станции с дипломатом в одной руке и стаканчиком кофе в другой. Светлое время суток, когда за окнами бурлила неуемная лондонская суета, нагоняло на девушку тоску.
* * *
За год до выпускных экзаменов Никки отправилась с родителями в Индию, где они усердно посещали храмы и просили мудрецов-пундитов дать дочери необходимые наставления, как преуспеть в жизни. Один из мудрецов велел Никки умозрительно представить себе желаемую карьеру, а сам затянул молитвенные песнопения, дабы превратить ее грезы в реальность. Но все мысли тотчас улетучились у девушки из головы, и первозданная пустота стала видением, ниспосланным ей богами. Как обычно перед поездкой на родину, Никки получила строгий наказ, что следует и чего не следует делать в присутствии старшего брата отца, у которого они останавливались: не ругаться, не упоминать о друзьях мужского пола, не возражать и говорить по-пенджабски, выражая благодарность «за эти летние уроки, которые, мы надеемся, напитают твои культурные корни». За ужином, когда дядя стал расспрашивать Никки про пундитов, она едва сдержалась, чтобы не ответить: «Убогие шарлатаны. С тем же успехом я могла бы попросить своих приятелей Митча и Баззу погадать мне по руке». За дочь ответил папа:
— Никки, наверное, пойдет в юристы.
Так решилось ее будущее. Отец отмахнулся от сомнений девушки, напомнив, что она получит надежную и респектабельную профессию. Это придало ей уверенности лишь на время. В первый же учебный день в университете Никки явилась не на ту лекцию, и в течение года донимавшее ее беспокойство только нарастало. После того как на втором курсе она едва не завалила экзамен, преподаватель вызвал ее к себе и заметил: «Видимо, это не твое». Он имел в виду исключительно свой предмет, но Никки осознала, что это утверждение применимо и ко всему прочему: занудным лекциям, учебникам, экзаменам, групповым проектам, срокам сдачи. Она сказала себе: «Просто это не мое» и в тот же день ушла из университета.