Эротические истории пенджабских вдов
Шрифт:
Я познакомился с Сунит в Интернете. Она жила в Лондоне, и мы много общались друг с другом по скайпу и электронной почте, прежде чем я решил съездить в Англию, чтобы встретиться с ней лично. Я рассматривал эту поездку как первый этап отношений, а наши родные восприняли ее как подтверждение помолвки. Я был поглощен всем этим, хотя и не уверен в своих чувствах. Родным говорил, что девушка мне нравится, и это было правдой. Сунит — красивая, умная и добрая, мечтала о браке по договоренности, поскольку воспитывалась в приверженной традициям семье. Повода не делать ей предложение я не нашел, тем более что мамино состояние ухудшилось и время стремительно уходило. Перед свадьбой
А потом выяснилось, что мы с Сунит не подходим друг другу во многих аспектах, которых я раньше не учитывал. «Искра» между нами так и не проскочила, хотя поначалу я закрывал на это глаза, ведь в нашей культуре сексуальная несовместимость не считается уважительной причиной для развода. Кроме того, Сунит сразу стала предлагать завести ребенка, а мне казалось, что необходимо повременить. Но на нее давили родственники — они беспрестанно интересовались у ее родителей, когда же пойдут внуки, — а я, в свою очередь, злился на Сунит за то, что она потакает своим родным, ставя под удар наши отношения, наше весьма зыбкое счастье. В какой-то момент я сорвался и наговорил лишнего, а высказав ей все эти претензии, осознал, что сам виноват не меньше.
Мы начали раздражать друг друга и спорить о пустяках. В конце концов именно Сунит предложила расстаться. Еще юная и прекрасная, она устала и ожесточилась, словно старуха. Пожалуй, я не понимал, во что втянул ее, пока она не сказала: «Ты отнял два года моей единственной жизни. Пожалуйста, прекрати тратить мое время». Я понимал, что возвращение домой станет для Сунит настоящей катастрофой. Но и поступить иначе не мог. Родители, ее и мои, испытали настоящее потрясение. Моя мама только что начала курс более эффективной лучевой терапии и, казалось, шла на поправку. Но после нашего объявления о разводе ее здоровье снова пошатнулось. Она слегла, а отец не отвечал на мои звонки. Сунит пришлось еще тяжелее.
На время развода я снял небольшую комнату и стал подумывать о возвращении в Калифорнию, хотя мысль о встрече с семьей была для меня невыносима. Но настал момент, когда отец сам позвонил мне и сообщил, что мама, похоже, вышла в ремиссию, и я отправился в храм, чтобы воздать благодарность. В тот самый день я встретил тебя.
А у Сунит дела шли всё хуже и хуже. Ее отец озлобился и, тяжело переживая урон, нанесенный его репутации в общине, буквально объявил войну мне и моей семье. Этот человек был расстроен из-за дочери; его можно понять, но он везде и всюду распространял оскорбительные слухи про моих братьев и сестер. Через наших многочисленных родственников эти слухи добрались до Калифорнии. Отец Сунит намеревался погубить репутацию нашей семьи, ведь я якобы лишил его дочь шанса когда-нибудь найти достойного мужа. Исчерпав все поводы для клеветы, он попытался через суд истребовать с меня возмещение ущерба, утверждая, что я причинил непоправимый вред семье, когда развелся с его дочерью. Сунит в этом почти не участвовала, но и не останавливала его. Страдали все.
Поэтому я вынужден был отвечать (и зачастую при тебе) на срочные звонки моей матери, отца Сунит,
Мне ужасно хотелось сказать родителям: простите меня, но я точно знаю, что не любил Сунит, ведь теперь мне есть с чем сравнивать — я встретил девушку и наконец понял, каково это. Но мне не хотелось погружать тебя в трясину дрязг и скандалов. Подозреваю, со стороны казалось, будто я отдаляюсь, поскольку ты меня не интересуешь, но дело обстояло как раз наоборот: я опасался, что, если мы сблизимся, всё окончательно полетит в тартарары. Мне так хотелось пригласить тебя к себе, но я безумно боялся, что нас случайно увидят и, обвинив меня в преступном легкомыслии, изваляют твое имя в грязи.
Никки, отвратительная трусость помешала мне найти слова, чтобы сказать тебе правду. Я сожалею о каждой секунде, проведенной без тебя. С моей стороны было эгоистично и нечестно лгать и раз за разом исчезать без объяснения причин. Ты с первого дня нашего знакомства была так откровенна со мной, что я обязан был отплатить тебе тем же, с самого начала поделившись своими горестями. Мне очень, очень жаль, Никки. Не знаю, захочешь ли ты когда-нибудь увидеть меня снова, но если это случится, я сделаю все, чтобы завоевать твое доверие. С любовью, Джейсон
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Утренний воздух был свеж, легкий ветерок холодил руки. В метро Никки подобрала оставленный кем-то вчерашний номер «Ивнинг стандард» и углубилась в изучение устаревших новостей. Когда она приехала на станцию «Ноттинг-Хилл-гейт», магазины были еще закрыты, но поток туристов уже устремлялся к знаменитому блошиному рынку на Портобелло-роуд. Люди то и дело останавливались, чтобы сфотографироваться перед выкрашенными в пастельные цвета домами.
Никки направилась в противоположную сторону, к кинотеатру, где до сих пор показывали французский фильм, который они с Джейсоном так и не посмотрели. У нее оставалось еще полчаса, чтобы убить время до начала сеанса, поэтому она решила прогуляться. На светофоре девушку остановила семья американских туристов, спросивших, где находится Гайд-парк. Никки махнула рукой в нужном направлении, но американцы желали, чтобы им показали на бумажной туристической карте. Она вгляделась в нарисованную путаницу улиц, пытаясь определить их местонахождение, но тут порыв ветра ударил в центральную складку и разорвал ее.
— Мы сами разберемся, — заявила мать семейства, выхватывая карту и складывая ее. — Нам нужно, чтобы ее хватило на всю поездку.
— Ладно, — ответила Никки.
Туристы отошли, и девушка услышала, как женщина говорит мужу:
— Надо спросить кого-то из местных.
Никки была ошеломлена их хамством. Мужчина обернулся и виновато кивнул ей. Девушка продолжала свой путь, но ее так и подмывало вернуться и сообщить этой особе: вообще-то я местная, благодарю покорно. Она так заплутала в тумане негодующих мыслей, что незаметно для себя очутилась в конце улицы, проскочив книжный магазин «У Салли». Вернувшись к нему, Никки закурила. Невоспитанная туристка оспорила ее право называть Англию домом, и обиду следовало утопить в клубах табачного дыма.