Эротические рассказы Рунета
Шрифт:
Я тоже кончил, но она не слезала с члена, пока тот сам не выпал оттуда. А потом ей захотелось пописать.
– Отвернись...
Но я не подчинился, любуясь, как светлая струйка выстреливается из опушенных нежными волосами губ.
"Чужая" не стала закрываться, вероятно, чтобы не портить мне удовольствия. Промокнув письку листочком бумаги, она выпрямилась и натянула трусики.
– А ты, вообще-то, с извращениями, - констатировала она без тени осуждения в голосе.
– Наверное, каждый в какой-то степени извращенец, - парировал я.
Немного подумав, она вдруг рассмеялась,
– Действительно, если бы полчаса назад кто-то сказал мне, что отдамся мужчине в туалете...
– А ты сама не трепись, и так твой язык уже подвел тебя. Светку зачем-то обидела.
– Ой, и не говори! Какая же я все-таки болтушка. Ляпнула, не подумав. Где вот она сейчас шастает?.. Она все держит в себе. Хотя понять ее можно: Светка некрасивая, вот и боится, как бы не отбили, а Серега этот пришел к нам в общагу. Светки не было. Зачем, к кому пришел - не говорит. И сразу полез ко мне целоваться.
– Наглый, как я.
– Зато ты умелый, - оценила она, - а у него ничего не получилось... Не смог. Полная дисгармония. Да и я не хотела... А, ладно. Между прочим, давай хоть познакомимся.
– А зачем? Так даже интересней. Абстрактный мужчина встречается случайно с абстрактной женщиной...
– ...И совершает абстрактный половой акт, - продолжила она.
– Понимаю. Так сказать, секс в чистом виде, но в грязном месте...
Она протянула руку и представилась:
– Люба.
– Виталий, - отвечаю, пожимая узкую ладонь и церемонно склонив голову, словно находились не в библиотечном сортире, а на приеме в Версальском дворце.
– 3наешь, Виталик, ты мне понравился. Если захочешь снова встретиться, позвони. Вот телефон.
– "Чужая" взяла бумажку из ящичка и нацарапала ручкой номер.
Я спрятал бумажку и дал понять, что пора разбегаться.
– Уходить будем по одиночке, - произнесла она уже знакомую мне фразу.
– Сначала - я, потом - ты.
– Ага, - понятливо кивнул я.
– Если все о'кей, ты кашляешь.
– Нет, кашель - это ненадежно. Лучше я свистну тихонько, вот так...
И она, полушипя, полусвистя, тихо вывела первые такты: "Вставай, проклятьем заклейменный..."
– Договорились, - кивнул я, и она вышла.
Тут "чужую" и повязали.
– Ага, развратом, значит, занимаемся, - сказал чей-то женский, но очень суровый голос.
– Куда? Стой! Говори фамилию, курс, адре-ес!
И сразу же мою кабинку сотряс мощный кулак:
– Выходи, гаденыш, щас милицию вызову!
Ситуация предстала передо мной во всей ужасающей ясности. Какая-то крупная библиотечная "шишка", войдя в сортир, конечно же, заинтересовалась возней в моей кабинке, и, естественно стала подслушивать, а, может, и подглядывать. У подобных особ страсть к шпионству со временем приобретает явные признаки полового отклонения - так называемый вуайеризм.
Распахнув дверь кабинки и играя желваками на скулах, я выпрямился во весь рост. Она была такой, какой я и представлял эту "номенклатуру", крашеной блондинкой лет тридцати пяти, с маленькими и злыми глазками на бледном лице.
Люба закрыла лицо ладонями.
– Ты личико-то свое не прячь, не прячь, - говорила тетка, тщетно питаясь заглянуть мне за спину.
– Умеешь грешить, умей и каяться.
– Как же, сейчас, - сквозь слезы ответила Люба, - разбежалась!
– Хамка, ах ты! ..
– Блондинка покраснела до корней крашеных волос, - Ишь, до чего докатились! Вас за это надо...
– Ну-ка, отпустите ее, - сказал я и завладел руками надзирательницы.
Люба воспользовалась свободой и, выпрыгнув из кабинки, исчезла со скоростью звука.
– Так, - грозно сказала баба, бледнея от злости, - нападение на ответственного работника при исполнении... в общественном месте... А ну-ка, руки мне отпусти, быстро!
Она растерла затекшие от моей хватки запястья, одернула лацканы своего полуженского-полумужского пиджака, солидно пошевелила локтями. "Сейчас вызовет милицию", - невольно подумалось мне, тут в сортир хлынула целая компания молоденьких "сикушек". "Номенклатура" насторожилась: тонкое административное чутье подсказывало, что столь длительное пребывание в кабинке с юным лоботрясом может быть "неправильно истолковано общественностью" - пусть и не очень широкой. От всего этого сильно попахивает "аморалкой". То-то радости будет у коллег. Особенно Залупаев возликует. Этот стервец давно уже под нее подкапывается.
И вот тут-то и произошло чудо! Сработал самый могущественный из человеческих инстинктов - инстинкт самосохранения. Номенклатурная блондинка одним прыжком (совсем как кенгуру) преодолела разделявшее нас расстояние и ворвалась в мою кабинку. Дверь захлопнулась с тоскливым, раздирающим душу скрипом. Нет, все-таки права народная примета - разбил зеркало, жди беды.
Все дальнейшее напоминало сценку театра мимики и жеста: дама беззвучно отворяла и затворяла рот, безумно пучила глаза, тыча пальчиком в дверку: щеколда, дескать, не закрыта! Не торопясь, я щелкнул задвижкой, достал сигарету. Пухлый кулачок тотчас же замаячил возле моего носа.
– Сиди тихо, - прочитал по губам "номенклатуры", - иначе убью.
3а стенкой девки разухабисто мочились в унитазы, мыли руки, курили, смеялись, травили неприличные анекдоты. Ухватив криминал, "номенклатура" рефлекторно вытянулась в охотничью стойку - уши торчком, хвост пистолетом. В конце концов, мое терпение лопнуло:
– Не больно-то возникайте, милочка! Девчонки расслабились, отдыхают. Сами-то вон заперлись в туалете с молодым жеребцом.
– Ах, ты! .. С-с-сопляк, - только и прошипела она, начиная, по-видимому, догадываться, какую глупость сморозила.
С подчеркнутой наглостью во взоре я принялся оглядывать с ног до головы эту крашеную идиотку. И тут мои мысли неожиданно приняли совсем, совсем иное направление. Передо мной стоял очень и очень смачный бабец. Большой бюст, развитые бедра, призывно отставленный, выпуклый зад.
– Что это вы так меня осматриваете?
– сварливо просипела она, неожиданно переходя на "вы".
– Как это - "так"?
– Ну нескромно... вызывающе... Вам нужно помнить, что вы, в сущности, еще мальчик, а я... гм... взрослая женщина. Мне уже... гм...
– Она поправила прическу кокетливым движением.
– Ладно, неважно, мне достаточно лет, чтобы между нами...