Эротические страницы из жизни Фролова
Шрифт:
Он имеет теперь право на Иринку - его, Виктора, личную собственность. Всегда тогда, когда они ему это разрешат. И она имеет право на него. Они уже так решили про себя. И так и будет…
Он непроизвольно приоткрыл дверь - ну да, кричит его Ирка, стонет, как сумасшедшая, совсем забылась, совсем отдалась ему и своей страсти, искренне и безраздельно - она никогда в жизни не делала фальшивых стонов…
Зазвонил внезапно телефон и Виктор спешно прикрыл дверь. Глотнул холодного еще пару раз и только после этого поднял трубку.
– Привет, сестричка!
–
– Пьешь?
– Извини, Танечка, это не Светлана. Это ее отец, - как бы смущенно пробормотал он, завершив, наконец, глоток.
– Ой! Простите…
– Светланка у бабушки. Это я нечаянно отсигналил зеркальцем.
Она молчала, по-видимому замешкавшись и не зная, про что ей продолжать. И тогда он вдруг спросил:
– Ты… одна дома?
– Да, одна. А… что?
– тем же вкрадчивым голосом задала она ответный вопрос.
В русском разговорном языке существуют интонации, смысл которых более однозначен, чем смысл любого самого дефинитивно ограниченного термина. Особенно в общении мужчины и женщины.
Слова его вопроса и ее ответа оказались только звуковым фоном тому, в чем они на самом деле друг другу только что высказались… и признались…
– Я… просто спросил… Хотя нет. Понимаешь…
Он замолчал, не находя, про что хочет сказать дальше, и не понимая, зачем он это вообще говорит именно сейчас.
– Понимаю… - вдруг услышал он после долгой паузы очень тихий и жалобный ее голос.
– Только… я… так не смогу… прости меня… прости, если сможешь, пожалуйста… не смогу…
И положила трубку.
Влюбленность - это стремление к касанию поверхностей… Он вдруг почувствовал, как она прогладила ладонью опущенную на аппарат трубку - он был уверен, что она сделала только что именно так. И тоже осторожно прогладил свою, продолжающую сигналить короткими гудками.
И вдруг, ни с того ни с сего стал рыться в визитках, хранящихся у них кипой в специальной коробке. Нашел нужную и набрал номер.
– Флора, это я… - совсем тихо сказал в трубку, так же тихо, как прозвучало ее "Слушаю".
Она запнулась, видимо, от неожиданности. Но потом вышептала:
– Здравствуй… Витя.
– Как ты?
– Хорошо. Очень хорошо. У меня все очень хорошо. Так хорошо, как раньше никогда не было…
– Я очень рад… Правда. Очень. Передай привет Валентину. Он… удивительный, замечательный муж…
– Я знаю… Передам.
– Я еще позвоню. На следующей неделе.
– Да. Я буду ждать.
– До свидания…
– Да. До свидания…
Он положил трубку и как одержимый, стал набирать еще один номер.
– Привет. Ты чего делаешь?
– спросил Светланку, поднявшую трубку на другом конце провода.
– Приветик. Вы уже, что ли?
– Не паясничай. Чем занимаешься?
– Читаю Вейнингера. С компьютера.
– Что?! А ну прекрати. Нашла, что читать. Кто тебе это посоветовал?
– Никто. Сама нашла. А ты читал?
– Брось это. Ты прочла предисловие?
– Да. Ну и
– захохотала она в трубку.
– Ну, ты даешь! Папочка, успокойся, почти ничего нового для себя я здесь не обнаружила, а мне осталось всего несколько страниц. И совсем я с ним не согласна. Разве что в анатомических деталях, да и то напополам. А про еврейство я и читать не собираюсь - это мне не интересно.
– Где Лена?
– На кухне.
– А Сережка?
– Во дворе. Все еще тельняшкой форсит.
– Отнеси ей трубку. Только сама назад смойся - я секретничать буду. Поняла?
– По-оняла, - протяжно заверила она его.
И через полтора десятка секунд он услышал голос Елены Андреевны:
– Что тебе, Витя? Извини, что шипит, - у меня блины на сковородке.
– Ничего. Просто хотел услышать твой голос.
Сейчас точно подумает, что он пьяный. На "ты" он был с нею только в особых ситуациях. Глянул на бутылку - и в самом деле, там оставалось над донышком всего пару сантиметров жидкости. Хорошо, что еще литровая есть. Оттаяла.
– Что-то случилось?
– спросила она после паузы, видимо все-таки сбитая с толку.
– Нет. Правда.
– Случилось, - не поверила она.
– Что?
– Пива напился.
– А Ирка где?
– Там, в комнате.
– Поссорились?
– Да нет же. Совсем-совсем наоборот, - мягко сказал он, чтобы она действительно поверила. Она хорошо знала все его интонации.
– Тогда что?
– Я… ты разрешишь мне… прийти к тебе?..
– Сейчас?
– растерялась она.
Шум сковородки тут же исчез - видимо, отошла от плиты. А может, и в самом деле вокруг нее все вмиг исчезло. А в этом "Сейчас?" он услышал все, что может сказать женщина только своему мужчине… единственному.
– Нет. Вообще. Когда-нибудь. На следующей неделе, например…
– Конечно. Конечно, Витя. Когда ты скажешь… - снова после паузы промолвила она, словно бы и обреченно, и в то же время с еле сдерживаемой радостью.
– Мне очень… это нужно… нам с тобой обоим… обоим необходимо, - как бы извиняясь, добавил он.
– Очень.
– Хорошо. Конечно. Я буду ждать…
– Ну, пока…
– Ирку поцелуй.
Он положил трубку и выхлебал остатки пива. И потянулся к холодильнику за литровкой, как вдруг дверь тихонько отворилась и показалась голая Катька. Не вполне голая - на плечи был наброшен Иринкин домашний халат, в котором она принимала сегодняшних гостей…
– Можно?
– Можно.
Она виновато зашла и присела у колен, уставившись снизу в его глаза.
– Что-то произошло? Почему ты оставил нас одних?
– Чтобы не смущать.
– Правда? Только поэтому?
– Правда.
– Ирину?
– Всех.
– Меня ты не смущаешь. Совсем наоборот.
– Так лучше. Поверь мне.
– Верю. Я тебе во всем верю. Больше, чем себе.
– Ты сейчас жутко красивая. Невозможно красивая. Посиди со мной. Пусть они побудут вдвоем.