Эрта: Армия Акана

Побережник Николай

– А по поводу возмещения по распискам… сами понимаете, – старик пожал плечами и развел руками, – только после снятия военного положения.

– Ясно. – Кинт убрал бумагу в карман.

– Но вы не волнуйтесь, все расписки у нас в архиве, приняты по описи от инспектора Талда.

– Я и не волнуюсь, и даже сомневаюсь, что в ближайшее время мне будут нужны средства.

Старик, привстав из-за конторки, смерил взглядом Кинта, задержавшись на видавших виды сапогах…

– Я бы так не сказал.

– Это временно, – ответил Кинт и, попрощавшись, вышел, держа в руке связанные шнурком два больших ключа от лавки Ллодэ.

Кинт ненадолго задумался, остановившись посреди широкой улицы, идущей от пристани вверх городка,

а потом, обогнув торговые ряды, разворачивающейся назад, в сторону станции. Сначала он хотел дойти до недавно построенных казарм гарнизона, но передумал: «Пусть отдыхают, парная, еда и сон – то, что им нужно. Судя по намекам Мореса, впереди у нас еще много времени». Круто повернувшись, Кинт зашагал вверх, в сторону лавки Ллодэ. В нескольких местах дорога была разворочена взрывами, но воронки уже были засыпаны, в домах видны заколоченные окна, стены вокруг закопченные, все же досталось Конингу. Прежде чем перейти на другую сторону, Кинт пропустил колонну моторных повозок, тянущих за собой орудия, следом прошел строй пехотинцев, за ними, размахивая деревянными палками, бежали несколько мальчишек. Один из пехотинцев, обратив внимание на детей, на ходу достал из-за пазухи какой-то сверток, выскочил из строя и сунул сверток в руки чумазому мальчишке. Детвора сразу окружила счастливчика, а содержимое свертка, судя по всему, кусочки сахара, быстро разошлось по рукам. Кинт еще с утра обратил внимание на появившихся в Конинге бездомных и беженцев. Да и городовых прибавилось, они не трогали устало бредущих по улице или ютящихся в переулках людей в рваных и грязных одеждах, но за порядком следили внимательно.

– Приятель, ты бы отошел с дороги, – один из двух городовых, что шли по тротуару, сделал замечание Кинту, засмотревшемуся на детей, – не то зашибет повозкой.

Кинт кивнул и пошел дальше, внимательно рассматривая сильно изменившийся, некогда спокойный и тихий городок.

Прежде чем сорвать сургучные печати, фиксирующие шнурок на дверях оружейной лавки, Кинт немного постоял, словно ждал, что дернется штора и за пыльным стеклом появится Ллодэ, улыбнется и махнет рукой, заходи, мол… Не решаясь зайти, Кинт смахнул снег с низкой скамейки на маленькой открытой веранде, сел и достал трубку.

Через некоторое время рядом остановилась повозка:

– В гости пригласишь?

– А, Маар, хорошо, что ты… а то я как-то…

– Да, – Маар соскочил с повозки и поднялся на веранду, – старик тебя все время вспоминал, надеялся еще увидеть. Ты в канцелярии-то был?

– Вот, – Кинт протянул ключи, – открывай. Лавка была практически пуста, только пару старых однозарядных винтовок висели на стене, кое-какое снаряжение, на полу куски оберточной бумаги, какие-то тряпки.

– Дукэ хотел послать племянников, порядок навести здесь, – осматривая разгром, сказал Маар, – но потом с Моком несчастье… слышал?

– Угу…

– Вот, а потом, сам понимаешь, город как на пороховой бочке, жил одним днем. Все ждали, что будет штурм, жили на баррикадах, а штурма все не было, в осаду нас взяли. Северянам нужен был выход к морю, а тут мы, да еще, хвала небесам, флот подойти успел. Так вот и развлекались.

– Пойдем, я знаю, где старик Ллодэ держал выпивку, – сказал Кинт и направился к проходу в кладовую, откуда лестница спускалась в высокий цоколь.

Небольшая гостиная с очагом-камином, под потолком старые, толстые, но крепкие балки, пара масляных светильников, пахнет сыростью и старостью. Три зарешеченных окошка почти под потолком, запертая на замок толстая дверь в маленький дворик и еще две двери попроще – в две комнатушки, в одной Ллодэ лишь спал, а вторая была завалена всяким хламом, точнее, хлам был аккуратно разложен по котомкам, старым ранцам и ящикам. За шторкой ниша с туалетной комнатой. Немного дешевой, но крепкой мебели, кое-какая посуда и домашняя утварь, все по-военному просто и по-стариковски скромно.

Много ли надо было старому ветерану дорожной жандармерии? В косых лучах света от окошек кружили частицы пыли, потревоженные Кинтом и Мааром. Новый хозяин дома снял с крюка на стене полотенце, протер им покрытую лаком запыленную столешницу. Затем, минуту подумав, из одного из ящиков у камина достал маленький кожаный кофр, открыл его и извлек наружу медный сосуд и составленные друг в друга медные же стаканчики.

– Вспомним Ллодэ, – сказал Кинт, – я пока огонь разведу, а ты налей…

У очага, в деревянном коробе, обитом жестью, нашлись остатки колотых щепок и угля, и Кинт развел огонь…

Маар не стал надолго задерживаться, видя, что Кинт не особо расположен к разговорам, и, сославшись на важные дела, покинул дом Ллодэ. А новый хозяин дома остался наедине с собой и своими мыслями… Подумав о том, что надо навестить Григо и ребят в лазарете, Кинт сразу же подумал и о Сэт…

– Надо дать телеграмму в Латинг, Тьетэ, – тихо сказал Кинт и поразился тому, как странно прозвучал его голос, вспугнув в углу за камином мышь; испугавшись, та метнулась в маленькую щель.

Закурив трубку, он по маленькому глотку допивал прямо из горлышка немного помятой медной бутыли крепкий, многолетний шант. Снова всплыл образ Маани, и он был уже просто образом, приятным образом из прошлого, прошлого, в котором не было войны, были приключения и мечты… Теперь же мечты непозволительная роскошь, теперь есть только цель – освобождать терратос и заботиться о людях. Людях, которые готовы выполнить любой приказ и умереть за победу. Кинту вдруг стало стыдно за свое поведение в кабинете Мореса, за этот всплеск эгоистичной обиды, за то, что посмел усомниться, за то, что тысячи павших сынов терратоса не имели возможности скрываться в лесах, а штурмовали укрепления северян в предгорьях, покрывая своими телами дорогу к победе…

С улицы донесся шум проезжающей моторной повозки, и уснувший за столом Кинт резко вскочил со стула, соображая, где он и что происходит. На город давно опустились сумерки, и в комнате было темно. Закрыв на ключ лавку, Кинт бодро зашагал в сторону пристани, где в одном из пакгаузов разместился лазарет. На улице заметно похолодало и поднялся ветер, желание медленно прогуливаться и рассматривать вечерний Конинг уже не было. А на пристани кипела работа, сразу две баржи стояли под разгрузкой, работали краны, сновали грузовые фургоны и было много солдат, которые, выстраиваясь в звенья, шагали вверх, к станции. Кинт разглядел большой пассажирский пароход, на котором, судя по всему, и прибыло большое подкрепление.

– Здесь нельзя стоять! – К Кинту подошли двое городовых, они обратили внимание на странного человека, который больше похож на беглого каторжанина в обносках, но с поясом, на котором висела кобура револьвера и ножны с коротким абордажным палашом. – Вы из ополчения? Новенький?

– Нет, не из ополчения, – повернулся к ним Кинт, – я ищу лазарет.

Один из городовых выкрутил фитиль фонаря, что был у него в руке, и осветил лицо Кинта.

– Да, повязки нет, а оружие есть… кто таков? Жетон гражданина?

– Вот, – Кинт потянул шнурок на шее и достал медный кругляш жетона.

– Кинт Акан, – медленно разбирая отчеканенные, мелкие буквы в свете фонаря, прочитал городовой, – ты же не из этих мест, Кинт Акан, раньше не видел тебя здесь.

– Это, должно быть, из тех, что с севера, из-за Белой Ленты пришли вчера, – сказал второй городовой.

– Из тех, – ответил Кинт, убирая жетон.

– Все равно нельзя тут стоять, а лазарет вон в том пакгаузе, вдоль забора обходи.

По Конингу уже успели расползтись слухи о некоем отряде, пришедшем с севера, который с начала вторжения воевал в тылу северян. По этим же слухам, в отряде были сплошь кровожадные наемники, которые не прочь отведать мяса врага, долго ли протянешь в диких местах без мяса.