Еще мама
Шрифт:
В классе Аполлинария Николаевна хотела было посадить Артема за парту, но он в страхе прижался к ней и не сошел с рук. Аполлинария Николаевна села за стол и стала учить детей, а Артема оставила у себя на коленях.
– Эк ты, селезень толстый какой на коленях сидит!
– сказал один мальчик.
– Я не толстый!
– ответил Артем.
– Это меня орел укусил, я раненый.
Он сошел с коленей учительницы и сел за парту.
– Где?
– спросила учительница.
– Где твоя рана? Покажи-ка ее,
– А вот тута!
– Артем показал ногу, где гусак его защемил.
Учительница оглядела ногу.
– До конца урока доживешь?
– Доживу, - обещал Артем.
Артем не слушал, что говорила учительница на уроке. Он смотрел в окно на далекое белое облако; оно плыло по небу туда, где жила его мама в родной их избушке. А жива ли она? Не померла ли от чего-нибудь - вот бабушка Дарья весною враз померла, не чаяли, не гадали. А может быть, изба их без него загорелась, ведь Артем давно из дому ушел, мало ли что бывает.
Учительница видела тревогу мальчика и спросила у него:
– А ты чего, Федотов Артем, ты чего думаешь сейчас? Почему ты меня не слушаешь?
– Я пожара боюсь, наш дом сгорит.
– Не сгорит. В колхозе народ смотрит, он потушит огонь.
– Без меня потушат?
– спросил Артем.
– Без тебя управятся.
После уроков Артем первым побежал домой.
– Подожди, подожди, - сказала Аполлинария Николаевна.
– Вернись назад, ты ведь раненый.
А ребята сказали:
– Эк, какой - инвалид, а бегает!
Артем остановился в дверях, учительница подошла к нему, взяла его за руку и повела с собою. Она жила в комнатах при школе, только с другого крыльца. В комнатах у Аполлинарии Николаевны пахло цветами, тихо звенела посуда в шкафу, и всюду было убрано чисто, хорошо.
Аполлинария Николаевна посадила Артема на стул, обмыла его ногу теплой водой из таза и перевязала красное пятнышко - щипок гусака - белой марлей.
– А мама твоя будет горевать!
– сказала Аполлинария Николаевна.
– Вот горевать будет!
– Не будет!
– ответил Артем.
– Она оладьи печет!
– Нет, будет. Эх, скажет, зачем Артем в школу нынче ходил? Ничего он там не узнал, а пошел учиться - значит, он маму обманул, значит, он меня не любит, скажет она и сама заплачет.
– И правда!
– испугался Артем.
– Правда. Давай сейчас учиться.
– Чуть-чуть только, - сказал Артем.
– Ладно уж, чуть-чуть, - согласилась учительница.
– Ну, иди сюда, раненый.
Она взяла его к себе на руки и понесла в класс. Артем боялся упасть и прильнул к учительнице. Снова он почувствовал тот же тихий и добрый запах, который он чувствовал возле матери, а незнакомые глаза, близко глядевшие на него, были несердитые, точно давно знакомые. "Не страшно", - подумал Артем.
В классе Аполлинария Николаевна написала на Доске одно слово и сказала:
– Так пишется слово "мама".
– И велела писать эти буквы в тетрадь.
– А это про мою маму?
– спросил Артем.
– Про твою.
Тогда Артем старательно начал рисовать такие же буквы в своей тетради, что и на доске. Он старался, а рука его не слушалась; он ей подговаривал, как надо писать, а рука гуляла сама по себе и писала каракули, не похожие на маму. Осерчавши, Артем писал снова и снова четыре буквы, изображающие "маму", а учительница не сводила с него своих радующихся глаз.
– Ты молодец!
– сказала Аполлинария Николаевна.
Она увидела, что теперь Артем сумел написать буквы хорошо и ровно.
– Еще учи!
– попросил Артем.
– Какая это буква: вот такая - ручки в бочки?
– Это Ф, - сказала Аполлинария Николаевна.
– А жирный шрифт что?
– А это такие вот толстые буквы.
– Кормлёные?
– спросил Артем.
– Больше не будешь учить - нечему?
– Как так "нечему"? Ишь ты какой!
– сказала учительница.
– Пиши еще!
Она написала на доске: "Родина".
Артем стал было переписывать слово в тетрадь, да вдруг замер и прислушался.
На улице кто-то сказал страшным заунывным голосом: "У-у!", а потом еще раздалось откуда-то, как из-под земли: "Н-н-н!"
И Артем увидел в окне черную голову быка. Бык глянул на Артема одним кровавым глазом и пошел к школе.
– Мама!
– закричал Артем. Учительница схватила мальчика и прижала его к своей груди.
– Не бойся!
– сказала она.
– Не бойся, маленький мой. Я тебя не дам ему, он тебя не тронет.
– У-у-у!
– прогудел бык.
Артем обхватил руками шею Аполлинарии Николаевны, а она положила ему свою руку на голову.
– Я прогоню быка. Артем не поверил.
– Да. А ты не мама!
– Мама!.. Сейчас я тебе мама!
– Ты еще мама? Там мама, а ты еще, ты тут.
– Я еще. Я тебе еще мама!
В классную комнату вошел старик с кнутом, запыленный землей; он поклонился и сказал:
– Здравствуйте, хозяева! А что, нету ли кваску испить либо воды? Дорога сухая была...
– А вы кто, вы чьи?
– спросила Аполлинария Николаевна.
– Мы дальние, - ответил старик.
– Мы скрозь идем вперед, мы племенных быков по плану гоним. Слышите, как они нутром гудят? Звери лютые!
– Они вот детей могут изувечить, ваши быки!
– сказала Аполлинария Николаевна.
– Еще чего!
– обиделся старик.
– А я-то где? Детей.я уберегу!
Старик пастух напился из бака кипяченой воды - он полбака выпил, вынул из своей сумки красное яблочко, дал его Артему. "Ешь, - сказал, точи зубы", - и ушел.