Ещё мама
Шрифт:
В классе Аполлинария Николаевна хотела было посадить Артема за парту, но он в страхе прижался к ней и не сошел с рук. Аполлинария Николаевна села за стол и стала учить детей, а Артема оставила у себя на коленях.
– Эк ты, селезень толстый какой на коленях сидит! – сказал один мальчик.
– Я не толстый! – ответил Артем. – Это меня орел укусил, я раненый.
Он сошел с коленей учительницы и сел за парту.
– Где? – спросила учительница. – Где твоя рана? Покажи-ка ее, покажи!
–
Учительница оглядела ногу.
– До конца урока доживешь?
– Доживу, – обещал Артем.
Артем не слушал, что говорила учительница на уроке. Он смотрел в окно на далекое белое облако; оно плыло по небу туда, где жила его мама в родной их избушке. А жива ли она? Не померла ли от чего-нибудь, – вон бабушка Дарья весною враз померла, не чаяли, не гадали. А может быть, изба их без него загорелась, ведь Артем давно из дому ушел, мало ли что бывает.
Учительница видела тревогу мальчика и спросила у него:
– А ты чего, Федотов Артем, ты чего думаешь сейчас? Почему ты меня не слушаешь?
– Я пожара боюсь, наш дом сгорит.
– Не сгорит. В колхозе народ смотрит, он потушит огонь.
– Без меня потушат? – спросил Артем.
– Без тебя управятся.
После урока Артем первым побежал домой.
– Подожди, подожди, – сказала Аполлинария Николаевна. – Вернись назад, ты ведь раненый.
А ребята сказали:
– Эк какой – инвалид, а бегает!
Артем остановился в дверях, учительница подошла к нему, взяла его за руку и повела с собою. Она жила в комнатах при школе, только с другого крыльца. В комнатах у Аполлинарии Николаевны пахло цветами, тихо звенела посуда в шкафу и всюду было убрано чисто, хорошо.
Аполлинария Николаевна посадила Артема на стул, обмыла его ногу теплой водой из таза и перевязала красное пятнышко – щипок гусака – белой марлей.
– А мама твоя будет горевать! – сказала Аполлинария Николаевна. – Вот горевать будет!
– Не будет! – ответил Артем. – Она оладьи печет!
– Нет, будет. Эх, скажет, зачем Артем в школу нынче ходил? Ничего он там не узнал, а пошел учиться, – значит, он маму обманул, значит, он меня не любит, скажет она, и сама заплачет.
– И правда! – испугался Артем.
– Правда. Давай сейчас учиться.
– Чуть-чуть только, – сказал Артем.
– Ладно уж, чуть-чуть, – согласилась учительница. – Ну, иди сюда, раненый.
Она взяла его к себе на руки и понесла в класс. Артем боялся упасть и прильнул к учительнице. Снова он почувствовал тот же тихий и добрый запах, который он чувствовал возле матери, а незнакомые глаза, близко глядевшие на него, были несердитые, точно давно знакомые. «Не страшно», – подумал Артем.
В классе Аполлинария Николаевна
– Так пишется слово мама, – и велела писать эти буквы в тетрадь.
– А это про мою маму? – спросил Артем.
– Про твою.
Тогда Артем старательно начал рисовать такие же буквы в своей тетради, что и на доске. Он старался, а рука его не слушалась; он ей подговаривал, как надо писать, а рука гуляла сама по себе и писала каракули, не похожие на маму. Осерчавши, Артем писал снова и снова четыре буквы, изображающие маму, а учительница не. сводила с него своих радующихся глаз.
– Ты молодец! – сказала Аполлинария Николаевна.
Она увидела, что теперь Артем сумел написать буквы хорошо и ровно.
– Еще учи! – попросил Артем. – Какая это буква: вот такая – ручки в бочки?
– Это Ф, – сказала Аполлинария Николаевна.
– А жирный шрифт – что?
– А это такие вот толстые буквы.
– Кормлёные? – спросил Артем. – Больше не будешь учить – нечему?
– Как так – «нечему»? Ишь ты какой! – сказала учительница. – Пиши еще!
Она написала на доске: родина.
Артем стал было переписывать слово в тетрадь, да вдруг замер и прислушался.
На улице кто-то сказал страшным заунывным голосом: «у-у!», а потом еще раздалось откуда-то, как из-под земли: «н-н-н!».
И Артем увидел в окно черную голову быка. Бык глянул на Артема одним кровавым глазом и пошел к школе.
– Мама! – закричал Артем.
Учительница схватила мальчика и прижала его к своей груди.
– Не бойся! – сказала она. – Не бойся, маленький мой. Я тебя не дам ему, он тебя не тронет.
– У-у-у-у! – прогудел бык.
Артем обхватил руками шею Аполлинарии Николаевны, а она положила ему свою руку на голову.
– Я прогоню быка.
Артем не поверил.
– Да. А ты не мама!
– Мама!.. Сейчас я тебе мама!
– Ты еще мама? Там мама, а ты еще, ты тут.
– Я еще. Я тебе еще мама!
В классную комнату вошел старик с кнутом, запыленный землей; он поклонился и сказал:
– Здравствуйте, хозяева! А что, нету ли кваску испить либо воды? Дорога сухая была...
– А вы кто, вы чьи? – спросила Аполлинария Николаевна.
– Мы дальние, – ответил старик. – Мы скрозь идем вперед, мы племенных быков по плану гоним. Слышите, как они нутром гудят? Звери лютые!
– Они вот детей могут изувечить, ваши быки! – сказала Аполлинария Николаевна.
– Еще чего! – обиделся старик. – А я-то где? Детей я уберегу!
Старик пастух напился из бака кипяченой воды, – он полбака выпил, – вынул из своей сумки красное яблочко, дал его Артему. «Ешь, – сказал, – точи зубы», – и ушел.