Ещё не вечер…
Шрифт:
Очень важной психологической школой, особенно в подготовке к соревнованиям и умении вести себя в исключительных ситуациях, Тад считал уличные драки. Конечно на улице не все так, как в зале, все гораздо жестче и безжалостней, но зато уж если ты превалируешь на улице, то на ринге после такой подготовки много легче. Живя в Б.Кондратьевском переулке, Таду приходилось участвовать в десятках драк и разборок в Тишинских переулках, на Лесной и Ямских улицах, против разной шпаны. Под воздействием этой среды складывался и формировался характер Тада, он стал злее, безжалостнее, но это только внешне, а внутренне он оставался таким же добрым и отзывчивым парнем.
Норму мастера спорта по боксу Тад выполнил и хотел дальше продолжать свое образование, поступив в Цирковое училище, что на улице Правды, но поскандалил с одним из членов приемной комиссии – темнокожим парнем, который когда-то сыграл маленького негритенка в фильме «Чижик», а теперь на советских
Тогда СССР дорожил своими границами в Европе, а в Венгрии начался антикоммунистический путч. Ему помогали все, кто мог, но Советы держали большие силы на западе и не щадя своих солдат и техники конечно же задавили путч, продолжавшийся почти год. Вобщем-то США, а именно ЦРУ получило по морде так, что смеяться надоест. Вот туда, в этот котел, и должен был попасть Тад, но врачебная комиссия военкомата обратила внимание на правую ногу Тада, и на пару лет отбраковала его, да вдобавок Тад скрыл, что он постоянно действующий, результативный боксер. Открывался простор для разного рода деятельности. Естественно бокс бросать Тад не собирался и так как в художественное училище не попал из-за армии, решил посвятить этот отрезок времени самообразованию и закреплению успеха в спорте.
Отец Стаса Покровского был каким-то важным лицом в советском посольстве в Вашингтоне и постоянно присылал сыну журналы «Ринг». «Кэтч-энд-кэч кен» о великих боксерах и кетчистах (кетч – борьба без правил), о культуристах. Вот этим зарождающимся видом спорта занялся Стас, а вместе с ним и вся их компания. Стасом нельзя было не любоваться, когда он выходил на ринг. Но боксу большие мышцы противопоказаны и Стас из-за них и из-за отсутствия дыхания стал проигрывать, что не мешало ему продолжать заниматься культуризмом. Тад тоже улучшил фигуру этими же упражнениями, ведь в молодости можно лепить из себя что захочется, было бы желание, а желание было, хотелось избавиться от комплексов, стать сильным и независимым. В этот период Тад очень много читал и собирал свою фонотеку, до самозабвения любя джазовую классику и рок-н-роллы, Тад приходил к другу художнику Володе Садковкяну в дом миллионеров на Арбате, что напротив театра Вахтангова, и в компании таких же меломанов часами слушал джаз и танцевал рок-н-ролл. С подобными ощущениями жизнь становилась богаче.
В мире бокса Тада знали, уважали и уже в который раз он хотел начать учиться, но опять пришла повестка в армию. То ли в военкомате узнали, что он действующий боксер, то ли кто-то донес, но в этот раз даже спрашивать не стали, а посмотрели на сухую, крепкую фигуру и тут же назначили номер команды. Тад со зла наговорил военкому кучу
дерзостей и поклялся, что через год они увидятся вновь. Служить Тад не хотел. Только когда он в будущем сам стал тренировать спецподразделения, Тад понял, как и почему надо служить, в нем постепенно зарождалась та самая обида за «державу», которая в глубине души дремала до сих пор.
В общем, служил Тад как бравый солдат Швейк, только тот драться не умел, да и не издевались над Швейком, как в нашей армии над новобранцами. Служить Тад попал в Латвию, в курортный город Цесис, на аэродром стратегических бомбардировщиков.
В бане, куда их привели помыться после дороги, лежал лед. Давали две шайки теплой воды, это в Латвии-то, где копни пол лопаты в землю и выступит вода. Сначала надо было снять рубашку и помыть голову и туловище, затем, надев гимнастерку, мыть ноги и все прочее. Выйдя в предбанник, Тад застал одного из сержантов, примеряющего его джемпер. «Слушай, парень, – сказал ему Тад, – положи на место, это не твое». «Ты, салага, как со мной разговариваешь? – возмутился сержант, – да ты знаешь, что мы с тобой сделаем?» «Да ничего не сделаете, – ответил Тад, – вот видишь табуретку, все восемь углов в твою башку влетят, я тебе сказал – положи джемпер, а то в харю получишь» Рядом возмущенно зашумели «старики»: «Ну, ты сегодня вечером дождешься, москвич паскудный». Тад сделал им жест, показывающий, что видел всех их в гробу, в белых тапочках, и отобрал свою гражданскую одежду, решив, что лучше порвет, порежет ее, но этим козлам не отдаст. Так же поступили и остальные москвичи их было шестнадцать.
Вечером в казарму, переделанную из коровника, холодную и неуютную, нагрянули «старики». Разговор начался с право качания. Старики никак не могли объяснить москвичам, чем они лучше и почему «зелень» должна их слушать Тад и еще два москвича, борзых говорильщика разбивали все доводы «стариков», а когда Тад сказал, что прошел и детдом, и сходняк и по «фене» сказал несколько слов, прибавив сюда, что он мастер спорта по боксу, то «старики» стали как-то неуверенно переминаться с ноги на ногу, а в голосе появилось козлячье блеяние. Но проверить Тада все-таки решили, выставив против него здоровенного хохла-ефрейтора Старостенко весившего 96 кг, Тад в то время весил 71 кг. Чувствовал себя превосходно, это чувство поддерживалось внутренней злостью, которую Тад скрывал. Надели перчатки и договорились работать как обычно, 3 раунда по 3 минуты и стоп, если кто не выдержит.
Начался первый раунд, Тад был прекрасно подготовлен к самому жестокому бою. Сёкунд 10-15, дав ефрейтору помахать по воздуху руками, Тай быстро навес с прыжка несколько жестких ударов по корпусу с переводом на голову. Ефрейтор, как говорится в боксе, «поплыл» – нокдаун. Оптимизма в фигуре «старика» поубавилось, он ни одного
раза не попал по Тадеушу, затихли и другие «старики». Второй раунд Тад начал покровительственно и обидно улыбаясь для «стариков», вдруг резко нырнув под руку Старостенко, двумя апперкотами по печени и левым боковым хуком отправил ефрейтора на пол. Тут уж загудели все, мол, хватит, и так все ясно, но ефрейтор, желая сохранить лицо и еще на что-то надеясь, надо отдать ему должное, все-таки решил продолжать бой. Тад в буквальном смысле слова издевался над ним, жестоко избивая его, с благодарностью при этом вспоминая своих учителей и «Крылышки». В третьем раунде, отбив ефрейтору печень и сбив дыхание, Тад расстреливал «старика» образцово-показательным способом, чтоб остальным неповадно было. Новобранцы визжали от восторга и, когда бой закончился, бросились качать москвича.
Вот так вот, личным примером уничтожался авторитет старослужащих и дедовщина. Старики ушли хмурые из казармы, а на следующее утро Тип доказал своему ротному, спесивому эстонцу, что бегает много лучше его, дистанция: 7 км по аэродрому в сапогах при двадцатиградусном морозе, очень редком для Латвии. Тад пришел в казарму первым. Но отношения с командованием батальона не сложились. Тад через пару дней ушел в самоволку, а там, убегая от патрулей, дал в рожу догонявшему его ретивому солдату и все равно ушел, но это как-то стало известно командиру, и тот вызвал Тада на разговор по душам. Тад выслушал его, сказал командиру, что он не его духовный отец, культурно послал его далеко и, повернувшись, вышел. Судьба Тада в этой части была решена. Он плохо влиял на других новобранцев и его было решено перевести в личную охрану военного коменданта г. Риги полковника Хотяшева. В обязанности роты Хотяшева входило патрулирование улиц Риги и охрана гауптвахты на Комсомольской набережной – бывшей политической тюрьмы, где сидели Калинин и Крупская, потом в этих камерах пришлось посидеть и Таду. Взводным командиром у Тада был недалекий, но интеллигентный латыш, старлей Местерс, он слезно уговаривал Тада не ходить в самоволки и не драться, но это у него не всегда получалось. В этой патрульной роте оказались неплохие ребята, никогда не выдававшие друг друга. Чуть что, и многие из них смывались в самоволки в. Соблазнов в Риге было предостаточно. Тад, памятуя «базары» блатных, что в таких войсках служить нельзя, всячески старался попасть в стройбат. Но на его просьбы о переводе начальство не отвечало, а только каждую неделю вызывало в спецчасть или идеологический отдел округа. Как-то раз в самоволке Тад зашел в Рижское СКА (этого деревянного здания уже нет) на тренировку боксеров. Тренер, спросив, у кого Тад тренировался, и, узнав квалификацию, попросил его раздеться и поспарринговать. Тад послал в нокаут их лучшего полутяжа-литовца, и тренер поставил его с чемпионом Вооруженных Сил средневесом Анатолием Ракшой; после трехраундового боя Толя разбил Таду нос, а Тад ему бровь и поставил фингал под глазом, но оба были истинными спортсменами и были не в претензии друг к другу. Тренер тут же включил Тада в сборную округа и пообещал, что похлопочет перед начальством. Но из этого ничего не вышло, армейское начальство никак не могло найти способов воздействия на Тада, и очень негативно к нему относилось.
В роте Тад дружил с одним тверским парнем Юрой Логачевым и эстонцем Юханом Куламой, вместе отваливали в самоволки в портовый клуб ДОК «Корея» и выплясывали там рок-н-ролл, которому Тад обучил ребят, вместе дрались с патрулями, вместе сидели на «губе» под присмотром своих сослуживцев. Старослужащие боялись и уважали Тада, и когда он приходил с тренировок голодный и усталый, всегда старались оставить ему что-нибудь вкусненькое и порасспрашивать, с кем Тад работал на тренировке. Служба в Риге тоже не получилась, полковник Хотяшев несколько раз вызывал Типа на беседы, разыгрывая из себя актера, хватался за сердце, искоса поглядывая на Тада. Тад молчал, и когда спектакль заканчивался, молча вставал и уходил. У Хотяшева глаза лезли на лоб.