Еще немного икры
Шрифт:
— Но, Жорж, — воскликнула мама, — никакого превращения, значит, не было. Другого таракана не появилось.
— Как раз наоборот. Когда Пенн бросил в банку еще одного таракана, икра… перестала быть икрой. И это было еще более впечатляюще, чем история с тушканчиком, потому что на этот раз она разделилась на мелкие части, и каждая из них превратилась в маленького таракана. Надо ли говорить, что настоящий таракан долго не продержался? Ты понимаешь, Минна? Эта штука съедает что-то и становится этим «что-то». Она поглощает тушканчика и, если появляется еще один тушканчик, имитирует съеденного как приманку для другого.
— Значит, Петр Овчар… — выдохнула мама.
— Именно эту мысль и пытался отбросить Пенн, и разве можно его в этом винить? Тем не менее, я ведь тебе говорил, что, логически рассуждая, Овчар не мог выжить один на Бис-бисе. Он и не выжил.
— Но, Жорж…
— Знаю, знаю! Все видели, как он вышел из ракеты, с ним разговаривали, даже обнимались… И Хельга поймалась, так же как и все мы.
— Господи Боже, но зачем же и ее надо было убивать?
— Ты заблуждаешься, Минна. Когда Пенн начал стрелять, Хельги уже не было. Что такое, по-твоему, этот ее крик, который всех нас поднял? Это было то же самое, что и последний писк тушканчика, последняя судорога таракана. Именно в этот момент псевдоовчар начал ее поглощать.
— Я верю тебе: думаю, что так оно и было, но в голове у меня это не укладывается. Пускай эта… это вещество способно растворять в себе животных, насекомых и потом их имитировать, но как допустить… В конце концов, ты же видел Овчара на пороге их дома… Ты слышал Хельгу…
— Это были уже не они, Минна, запомни это хорошенько. Пенн считает, что это вещество, это существо или что бы оно ни было по сути своей — всегда лишь живая протоплазма, но она способна превратиться абсолютно во все, что проглотит. И не только с точки зрения физиологии. Слопав тушканчика, она не только имитирует его внешний вид, а на самом деле становится тушканчиком и знает все то, что знал тушканчик. Не больше, но и не меньше. И когда однажды, может быть, несколько лет тому назад, эта штука проглотила на Бис-бисе Овчара, она узнала все, что знал Овчар. Не больше, но и не меньше. Так она узнала, что на соседней планете есть такие же существа, как Овчар: целая колония, годная в пищу. Она узнала, что нужно сделать, чтобы Пенн забрал ее с собой на ракете. Она узнала, что, если она хочет поглотить всю колонию, ей следует это делать постепенно, по одному человеку, иначе ее раскроют и уничтожат.
— Надо… надо убить это, — сказала мама хриплым голосом. — Надо сжечь это немедленно, уничтожить раз и навсегда.
— Что и будет сделано. Только биологи попросили дать им немного времени для опытов. Они с ума сходят от любопытства. Как раз сейчас Делла Рокка этим занимается. А завтра они все уничтожат.
— Завтра — это слишком поздно, — сказала мама.
На этот раз дело плохо. Пока я бежал вниз по улице, я два раза услышал шипение термического пистолета. И раздалось оно из дома Кармело Делла Рокка, папы Тины, куда вошли люди с голубыми повязками. Надеюсь, что Тины там не было.
Сегодня утром она не пришла в школу. Однако мадемуазель Моро даже не успела встревожиться: урок арифметики только начался, как в класс ворвался капитан Буланже, а следом за ним доктор Намара, и два человека с голубыми повязками.
А я стоял «в углу» во внутреннем дворике, куда мадемуазель Моро меня поставила за то, что я стрельнул жеваной бумагой в доску. И когда они влетели в класс, меня они не заметили. Капитан был весь белый.
— Девочка Делла Рокка здесь?
— Я ее еще не видела, — ответила мадемуазель Моро. — Я думала, что она просто опаздывает.
И внезапно побледнев:
— С ней что-то случилось?
Не отвечая, капитан повернулся к двум полицейским.
— Найдите ее! И не забывайте: ни в коем случае не прикасайтесь к ней. Стреляйте, как только увидите.
Мадемуазель Моро бросилась к нему.
— Что происходит? Вы с ума сошли!
Он направил на нее термический пистолет и нервно сказал:
— Не приближайтесь ко мне, Анни. Сначала мы должны сделать тесты. Извините меня, но это необходимо.
Я не стал ждать, пока меня увидят. Я прокрался в другой угол дворика и вылез наружу через дырку в сетке. Надо было найти Тину и предупредить ее. Я не хочу, чтобы ее обижали.
Сейчас, когда я ее нашел, я рад. Все боятся, а я больше не боюсь. Надо просто быть осторожным, и тогда меня не сожгут. Мне Тина так сказала. И еще она немножко непонятно сказала: «Мы свободны».
Я нашел ее на берегу арройо, около загона для овец. Она всегда тут прячется, когда прогуливает школу. Я сказал ей, что капитан Буланже ее разыскивает, на что она мило улыбнулась.
— А я знаю. Поэтому и спряталась здесь. А вот тебя они не ищут. Ты сможешь продолжить.
— Что продолжить?
— Экспансию.
— Слушай, Тина, ты всегда несешь невесть что и потешаешь весь класс. Но мне ты все равно нравишься. Скажи, почему тебя ищут? Ты чтото натворила, да? Скажи.
— Ничего я не натворила. Я сделала то, что надо было сделать.
— Что? Что ты сделала?
Она странно ухмыльнулась.
— Я поела икры.
— Ну вот! Опять начинаешь глупости говорить.
— А вот и нет! Папа взял банку у полковника Пенна, чтобы поставить опыты с икрой. А на перемене, помнишь, говорили, что икра — это такая еда. Ну я и захотела попробовать.
— Ты съела это?!
— Ну, съела. А что?
— Тина, ты что с ума сошла? Я слышал, как папа и мама об этом говорили. Я не все понял, но точно знаю, что это очень поганая штука. Нельзя ее есть!
— Глупости! Икра — это очень хорошая вещь. Я ее поела и тут же все узнала.
— Что ты узнала?
— Все. Я все узнала.
— Но они ищут тебя, Тина. Они плохого тебе хотят.
— Это потому, что они не знают. Вот ты пойдешь и все им скажешь. Ты скажешь им, что мы не хотим им зла и что надо продолжать экспансию.
— Слушай, Тина, ты же не знала, что то, что ты делаешь, — это плохо. Ты пойдешь со мной, и мы все им объясним.
— Нет. Если они меня увидят, ничего слушать не будут: тут же сожгут. Я это знаю. Но вот ты, ты пойдешь.
— Да, Тина, да. Я им скажу, что ты не знала.
Она пододвинулась поближе и погладила меня по щеке.
— Ты хороший, Эрве. Ты хороший, Эрве. Ты самый хороший из всех. Хочешь я тебя поцелую?
Она обняла меня и крепко сжала. Мне вдруг стало страшно, потому что ее губы на моей щеке стали как множество кусачих насекомых. Я закричал — мне казалось, что ее лицо проникает в мое, что ее руки расплываются по моей шее и что я умираю.