Еще один шанс. Три президента и кризис американской сверхдержавы
Шрифт:
Клинтон унаследовал Америку без глобального соперника, но не использовал имевшуюся возможность создать более широкую основу для урегулирования, которое могло бы предотвратить некоторые нависающие опасности. Подход к проблеме распространения ядерного оружия также был нерешительным. Серьезная попытка заняться глобальными социальными проблемами означала бы для американского народа необходимость некоторого самоограничения, но собственные наклонности президента едва ли могли способствовать такому изменению настроения граждан. Страна вряд ли сознавала поднимавшуюся во всем мире волну возмущения и возраставшего нетерпения в ожидании перемен, причиной которой она являлась.
При Буше Втором внешняя
Из-за одностороннего, самоуверенного курса внешней политики Буша после 11 сентября Статуя Свободы перестает быть символом Америки в глазах многих людей во всем мире, и этим символом становится концентрационный лагерь в Гуантанамо. Америка оправдывает свою войну в Ираке демагогией, которая подкрепляется сомнительными голословными утверждениями и сопровождается дорогостоящими самообманами, усиливающими многие конфликты в регионе, несмотря на декларации, что все это ведет к рождению нового, более демократического Ближнего Востока. Американское общественное мнение, сначала горячо поддержавшее воинственную риторику президента, раскололось на противоположные группы по своим большей частью не очень ясным взглядам на будущее. Прошлые тревоги и опасения еще более усиливались.
Глобальное лидерство: отчетная карта президента
Буш Первый
Клинтон
Буш Второй
Атлантический союз
А
А
D
Постсоветское пространство
В
В-
В-
Дальний Восток
С+
В-
С+
Ближний Восток
В-
D
F
Распространение ядерного оружия
В
D
D
Сохранение мира
Нет данных
В+
С
Экология
С
В-
F
Глобальная торговля/ бедность
в-
А-
С-
Общая оценка
Прочное В
НеуверенноеС
Провальное F
Заключение
Тактическое искусство при отсутствии стратегических возможностей
Огромный разрыв между возможностью и осуществлением
Упрощенное догматическое представление о мире, вызывающее саморазрушающую изоляцию
В связи с этим теперь уместно задать вопрос: а что вообще могло бы быть? Мог ли мир стать иным, если бы три глобальных лидера вели себя по-другому? Хотя историю невозможно перемотать, как ленту магнитофона, вдумчивое размышление, основанное на известных фактах, имеет свои плюсы.
Можно, например, считать, что в период, начавшийся после холодной войны, политика США упустила две великие исторические возможности. Первая, вина за которую должна быть поделена с другими, состоит в том, что не удалось извлечь выгоду из победы, одержанной в холодной войне, сформировать — или даже в некотором роде организационно оформить — Атлантическое сообщество с общим
Расширение НАТО и Европейского Союза создало оптимистическую историческую перспективу, которая могла бы более целенаправленно побуждать к трансатлантическому процессу принятия решений, нацеленных на поддержание мира и нераспространение ядерного оружия. Таким путем могла бы быть закреплена привычка вырабатывать политику сообща и разделять бремя ее осуществления. То же самое можно сказать и о долговременных интересах Америки и Европы в совместном создании глобального экономического порядка, который становился бы все более восприимчивым к требованиям большего равенства и возможностей, выдвигаемых развивающимися странами.
Америка и Европа вместе могли бы навсегда стать решающей силой в мире. Действуя раздельно, и особенно споря друг с другом, они окажутся в тупике и вызовут беспорядки. В течение пятнадцати лет своего превосходства Соединенные Штаты, к сожалению, не предприняли согласованных усилий к тому, чтобы привлечь Европейский Союз к совместной попытке придать организованную форму глобальному сотрудничеству, осуществляя сообща более продуманное планирование и принятие решений в сфере внешней политики. Более того, в ряде случаев реакция США на процессы расширения и укрепления Европы указывала на беспокойство и даже страх, вызываемые тем, что Европа, руководимая совместно Германией и Францией, может не отвечать интересам Америки. Эти опасения побудили Вашингтон исподтишка поощрять Великобританию быть более «атлантической», чем «европейской». (Лондон с готовностью шел на это.)
По общему признанию, европейцы нуждались в американском побуждении соединить усилия в подлинном партнерстве Стремление к политической интеграции быстро пошло на спад после введения евро, и в конечном счете результатом стал отказ принять предлагавшуюся Европейскую конституцию. Франция почувствовала, что ее роль основоположника европейского единства принижена с появлением объединенной и политически целеустремленной Германии и поддалась искушению разыграть карту особых отношений Парижа с Москвой. В конце концов она возглавила движение за неприятие Европейской конституции, которую ранее она и продвигала.
Более сознательное сотрудничество между США и Евросоюзом могло бы получить развитие и по другим стратегическим направлениям. Попытка втянуть Россию в более тесные отношения с Атлантическим сообществом могла бы быть более успешной, если бы Соединенные Штаты и Европейский Союз проявили общее стремление к этому, лишая в то же время Россию иллюзий, вызываемых ее имперской ностальгией, в отношении новых независимых государств, образовавшихся на месте бывшего Советского Союза.
С обеих сторон позиция Запада была двусмысленной и разноречивой. Хотя было ясно, что Россия не готова к подлинному членству ни в Европейском Союзе, ни в НАТО, ей ни разу не дали почувствовать, что она могла бы иметь хотя бы какие-то особые отношения с ключевыми институтами этих сообществ. И что еще хуже, западные союзники никогда не разъясняли Москве, что она рискует оказаться в изоляции, если изберет восстановление авторитаризма в качестве пути своего внутреннего развития и будет следовать неоимпериалистической тактике в отношении Молдовы, Украины и Грузин, не говоря уже о трагической проблеме Чечни. Вместо этого Россию постоянно восхваляли как новую демократию, а ее лидерам постоянно оказывалась поддержка.