Еще один шпион
Шрифт:
– Это прямой вопрос, да? – сказала Пуля с какой-то преувеличенной серьезностью. – И требует прямого ответа?
– Какой вопрос? – не понял Леший.
Она покраснела.
– Ну. Насчет спать...
– Я тебя просил кофе сварить, – сказал он. – Ты сварила?
– Нет, – тихо сказала она.
Он посмотрел на часы, сунул налобник в сумку, туда же – три комплекта батареек. И стал обуваться.
– Нет так нет, – сказал он. – Некогда нам с тобой кофе распивать. Деньги на такси есть?
Она медленно выдохнула через сжатые зубы. Потом кивнула, сбросила с ног его старые льняные тапки и стала одеваться.
Пыльченко
– Давай, Палец, шевелись, – сказал Рудин, вспотевший и красный. Он поправил подсумок с глубиномером, что-то еще пробормотал под нос и отправился в лифтовую.
Все были вспотевшие и красные, даже Палец, который на самом деле очень торопился, натягивая и шнуруя высокие «говнодавы».
– Так что там за ЧП у нас такое? – спросил он. – Это ведь не обычное дежурство, как я понял?
Он посмотрел на «Кедры» [39] в руках коллег и кобуру с «АПС» [40] , висевшую на поясе у Лешего.
39
«Кедр» – компактный автомат калибра 9 мм.
40
«АПС» – 20-ти зарядный автоматический пистолет Стечкина.
– Ищем людей, – сказал Леший. – Группа. Несанкционированное проникновение, участки с первого по шестой. Не трать время на разговоры, Пыльченко.
Он нарочно не спускал глаз с Пальца, мысленно подгоняя его, пока тот не закончил одеваться.
– Готов? На выход.
В гараже, окутанный сизым выхлопом, нетерпеливо фырчал «уазик», где сидели остальные бойцы группы «Тоннель». Едва Леший, заходивший последним, захлопнул за собой дверь, машина взвизгнула покрышками и рванула по пандусу к выезду, где уже откатывались в сторону автоматические ворота. За воротами была темнота.
Глава 11
Личная жизнь майора Евсеева
Человек рождается, живет и умирает – именно в такой последовательности. День начинается с рассвета, заканчивается закатом. Год в древнем Риме и на Руси начинался весной, заканчивался зимой. Многое в мире и в календаре устроено так, что начинается хорошо, а заканчивается хуже некуда. А вот неделя, обычная рабочая неделя, почему-то наоборот – начинается с хмурого смертного понедельника и заканчивается воскресеньем, которое, как известно, «эй-эй-эй, лучший из дней». Почему так? Никто не знает. И плевать. Никто ведь не против такого расклада – особенно, если сейчас вечер пятницы, все выходные впереди.
Впрочем... Евсеев посмотрел на часы на приборной панели: без четверти два. Уже не вечер. И уже не пятницы. Да и выходными в полном смысле это назвать нельзя – завтра с утра совещание по результатам поисковой
Юрий Петрович глянул в боковое стекло. «Волга» только что проехала «Пятерочку» и строящийся бизнесцентр, повернула на его улицу, весь первый ряд которой заставлен припаркованными на ночь машинами.
– Все, Степан, – сказал он водителю, – тормози. Во двор заезжать не надо, не развернешься потом.
– А чего не надо, товарищ майор? – буркнул тот. – Проблема, тоже мне. Я во дворец Амина на бэтээре и заезжал и выезжал. И даже посуду не побил. Правда, ее раньше побили, гранатами...
Евсеев добродушно усмехнулся.
– Хватит заливать! Кто туда заезжал, тех все знают!
Степан если и обиделся, то вида не подал, довез до самого подъезда.
Евсеев поблагодарил и вышел, а водитель тут же закурил и включил на полную катушку любимое «Радио Шансон» (ни первого, ни второго товарищ майор терпеть не мог), затем лихо, с реактивным гулом, сдал задним ходом через весь узкий извилистый проезд, умудрившись не задеть ни одной машины. Развернулся, мигнул шефу фарами и умчался.
Вот и дома.
Юрий Петрович по привычке поднял голову, хотя и так знал, что два угловых окна на седьмом этаже будут темными. Марина не считала, что ночное дежурство в ожидании припозднившегося мужа – рядом с плитой, где на медленном огне исходит паром кастрюлька с куриным супом, – есть святая обязанность «комитетской» жены. И правильно считала, наверное. Хотя иногда хотелось просто знать, что его ждут, не спят, волнуются...
– Дорогой, если я заснула без пижамы, значит, жду! – смеялась она. – Просто приустала немного!...
Они переговорили по телефону где-то час с лишним назад, обсудили последнюю Маринину новость (приглашение в группу подтанцовки к известному эстрадному исполнителю), связанный с этим ее завтрашний поход по магазинам (нужно что-то сногсшибательное для собеседования и экзаменационного прогона), а также некоторые финансовые вопросы, опять-таки из этой новости вытекающие...
Вопрос на засыпку: что хуже – группа подтанцовки или танцы в стриптиз-баре «Синий бархат»?..
Вот то-то и оно. И никто не знает.
В лифтовой кабине появилась новая надпись, касающаяся сексуальной ориентации некоего «Сиреги». Да, вряд ли грамотность подрастающего поколения растет, как пытаются убедить народ бонзы от образования...
В общем тамбуре под велосипедом сидела рыжая соседская кошка Пуша и смотрела на Юрия Петровича огромными настороженными глазами.
– Опять выгнали за антиобщественное поведение? – поинтересовался Евсеев.
Пуша жалобно мяукнула.
Он открыл свою дверь и вошел. Пахло чем-то подгорелым. В кладовой шумела стиральная машинка. В ванной, где на плитке еще не высохли капли воды, гудел вентилятор. Юрий Петрович вымыл руки, заглянул в спальню. Марина спала, по-ребячьи сбив одеяло на сторону и свободно раскинувшись на кровати. Сильные стройные ноги, тонкие руки, а лицо даже во сне такое, будто она готова вот-вот рассмеяться. Она была без пижамы, и супруг задержался, внимательно рассматривая ее тело.