Есенин. Русский поэт и хулиган
Шрифт:
С. Городецкий вспоминает о приступах ненависти Есенина к Клюеву. («Ей-богу, я ножом пырну Клюева».) Михаил Кузмин, тоже гей, и потому разбиравшийся в отношениях такого рода лучше других, в книге «Форель разбивает лед» (написанной в 1926 г., т. е. уже после смерти Есенина), в главе «Уединение питает страсти», закамуфлировано говорит об отношениях Клюева и Есенина.
В начале главы («Ау, Сергунька! Серый скит осиротел./ Ау, Сергунька! Тихий ангел пролетел») явно клюевская лексика. Да и «Сергунькой», насколько нам известно, называли только Есенина. А дальше:
Что стыдиться, что жалеть? Раз ведь в жизни умереть. Скидывай кафтан, Сережа. ПомогайЕсенин вовсе не «работает под Клюева». В петроградских салонах — в отличие от «учителя», всегда одетого нарочито по-деревенски, — он появляется в своей обычной одежде. Есенин «одевался по-европейски и никакой поддевки не носил, — вспоминала З. И. Ясинская, дочь И. И. Ясинского. [34] — Костюм, по-видимому, купленный в магазине готового платья, сидел хорошо на ладной фигуре, под костюмом — мягкая рубашка с отложным воротничком. Носил он барашковую шапку и пальто. Так одевались тогда в Питере хорошо зарабатывающие молодые рабочие. Есенин имел городской вид и отнюдь не производил впечатления провинциала…»
33
Американские исследователи Дж. Малмстад и В. Марков, основываясь на мнении лично знавшего Кузмина литературоведа и переводчика И. А. Лихачева, также считают, что в этом стихотворении речь идет о романе Николая Клюева и Сергея Есенина. Объективности ради скажем, что это мнение разделяется не всеми.
34
Ясинский Иероним Иеронимовин (1850–1931) — писатель, критик, председатель общества «Страда», в котором будет участвовать Есенин.
Но вот — первое совместное выступление Есенина и Клюева на вечере новокрестьянских писателей «Краса» 25 октября 1915 г. в зале Тенишевского училища. В вечере участвовали также крестьянские поэты А. Ширяевец, С. Клычков, П. Радимов и «примкнувший к ним» городской писатель А. Ремизов. Вступительное слово (или как говорилось в афише: «зачальное присловье») сказал С. Городецкий. Кроме стихов на вечере исполнялись рязанские и заонежские частушки, прибаски, канавушки и страдания (под ливенку).
Клюев заявил, что будет выступать на вечере в своем обычном посконном одеянии. Возник вопрос, как одеть Есенина. Поначалу, очевидно, он намеривался выйти на сцену в городском костюме. («Для Есенина принесли взятый напрокат фрак», — вспоминает свидетельница.) Однако фрак явно не шел его крестьянской внешности. Тогда С. Городецкому (заметим: Городецкому, а не Есенину) пришла мысль нарядить Сергея в шелковую белую рубашку (которая очень шла ему) и дополнить ее плисовыми шароварами, остроносыми сапожками из цветной кожи на каблучках. В этом наряде, с гармонью (ливенкой) в руках он и появился на эстраде. Все это изменило обычный облик Есенина — сделало его претенциозным, театральным. И хотя читал Есенин по общему признанию, великолепно, все же этот вечер не стал безоговорочным успехом Есенина. Отзывы зрителей и критиков разделились. Одни готовы были слушать Есенина в любом одеянии, другим этот «маскарад» представлялся необходимым пиаром (хотя тогда это слово еще не вошло в русский язык — употребляли какие-то синонимы), третьи же посчитали, что «дегтярные сапоги и парикмахерски завитые кудри дают фальшивое впечатление пастушка с лукутинской табакерки [35] — и справедливо добавляли: «Этого мнимого «народничества» лучше избегать».
35
Речь идет о продукции фабрики бумаго-табакерочных изделий московских купцов Лукутиных.
В журнале «Рудин»
Заметка сопровождалась карикатурой: на веточке сидят участники вечера — Городецкий, Клюев, Ремизов, Есенин в виде полулюдей-полуптиц. Есенин — в виде крошечного птенца — последний. [36]
Вероятно, именно отсутствие обещанного триумфа охладило отношение Есенина к Городецкому. Масла в огонь наверняка подлил ревнивый Клюев. «Он совсем подчинил нашего Сергуньку: поясок ему завязывает, волосы гладит, следит глазами», — жаловался В. Чернявский в письме В. Гиппиусу.
36
Эта карикатура републикована в «Литературном наследстве» (т. 93, с. 227)
Наверное, не случайно группа «Краса» после вечера в Тенишевском училище уже не возобновляла своей деятельности.
К сожалению, Есенин не внял совету избегать «мнимого народничества». Он еще не раз появится на петроградских и московской сценах в маскарадном наряде. Анна Изряднова вспоминает: «В январе 1916 г. приехал с Клюевым. Сшили они себе боярские костюмы — бархатные длинные кафтаны; у Сергея была шелковая голубая рубаха и желтые сапоги на высоком каблуке, как он говорил: «Под пятой, пятой хоть яйцо кати». […] На них смотрели как на диковинку».
Некоторые из принявших поначалу Есенина «на» ура стали относиться к нему не без иронии. И тут появляется миф — вот здесь это слово вполне на месте, — благополучно доживший и до наших дней: во всех бедах Есенина виноваты… жиды. Печально известная газета «Земщина» напечатала статью А. И. Тинякова «Русские таланты и жидовские восторги», почти целиком посвященную Есенину: «Приехал в прошлом году из Рязанской губернии в Питер паренек — Сергей Есенин. Писал он стишки среднего достоинства, но с огоньком, и — по всей вероятности — из него мог бы выработаться порядочный и полезный человек. Но сейчас же его облепили «литераторы с прожидью», нарядили в длинную, якобы «русскую» рубаху, обули в «сафьяновые сапожки» и начали таскать с эстрады на эстраду. И вот, позоря имя и достоинство русского мужика, пошел наш Есенин на потеху жидам и ожидовелой, развращенной и разжиревшей интеллигенции нашей». И далее предостережение всем начинающим дарованиям: «Не верьте вы, братцы, жидовской ласке».
Это кто же, по мнению Тинякова, «ожидовел»? Уж не русский ли от пят до кончиков волос Сергей Городецкий? Впрочем, удивляться не приходится: юдофобы имеют обыкновение причислять к «жидам» или «ожидовелам» всех, кто им не по нраву. А может быть, он имел в виду С. Чацкину и Я. Сакера, издателей журнала «Северные записки», обласкавших еще неизвестного поэта, напечатавших его поэму «Русь» и повесть «Яр» и ни сном ни духом не причастных к его маскарадам. Но хватит о Тинякове — противно. Расскажем лучше, как и зачем Есенин в январе 1916 г. оказался в Москве.
Поэт выполнял «социальный заказ». И отнюдь не «жидовских», а неославянофильских кругов, в частности полковника Д. Н. Ломана, одного из главных организаторов «Общества возрождения художественной Руси». В уставе «Общества» говорилось, что оно «имеет целью распространение в русском народе широкого знакомства с древним русским творчеством во всех его проявлениях и дальнейшее преемственное его развитие в применении к современным условиям. […] Общество имеет в виду […] распространять сведения о художественной стороне церковного и гражданского быта Древней Руси и возбуждать к ней общественное внимание путем устройства чтений и бесед, а равно — путем издательства, заботясь при этом о чистоте русской разговорной речи и книжного языка…»