Эсеры. Борис Савинков против Империи
Шрифт:
Летом 1922 года при переходе польско-советской границы был арестован эмиссар Савинкова, который выдал ГПУ его резидентуры в Смоленске и Москве. Сотни членов «Народного союза защиты Родины и Свободы» были арестованы и осуждены на процессах в Смоленске, Гомеле, Харькове, Киеве, Одессе, Туле, Самаре, Петрограде. По всей России в течение короткого периода времени были разгромлены савинковские организации и «Народный союз защиты Родины и Свободы» потерял опору в Советской республике.
В ГПУ решили заставить Бориса Савинкова поверить в существование в России большой и разветвленной подпольной антибольшевистской организации «Объединенный руководящий центр Либеральных демократов». Совсем недавно у Савинкова были тысячи верных и хорошо вооруженных людей, отряды в Польше, центры в Варшаве, Праге и Париже, но в течение 1922 года все рассыпалось, кроме небольших групп в центральных городах. Сотрудники ГПУ имитировали создание «ЛД» и направили своих представителей в цент Савинкова в Варшаве с предложением объединиться в борьбе с большевиками, которых очень раздражали статьи из савинковской газеты «За свободу», издававшейся в Париже:
«Мы начинаем новый этап борьбы с большевизмом, этим главным несчастьем человечества, и заявляем, что этот путь пройдем до конца. Мы не обманем надежды тех, кто верил нам. Мы держим в руках оружие и как никогда уверенны в победе.
Никакой реставрации монархии в России не будет, и пусть на это ни кто не надеется. Мы видим впереди только парламентскую Россию, и к этой цели мы приближаемся тысячами путей, ощущая ее близость и реальность. Вперед, с чистой душой и верой в нашу грядущую победу! Трагически заблуждаются те, кто готов за уничтожение большевиков заплатить русской государственностью, русским обществом, русской мыслью. Этим жалким пигмеям не дано знать, что главная сила спасения России находится в самой России и эта сила в свой час сметет с лица земли и большевиков и пигмеев, потерявших веру в свою родину».
Встречи и проверки Савинкова с представителями подпольных либеральных демократов за границей продолжались весь 1923–1924 годы. Правдоподобность мифа ГПУ подтверждали письма схваченных в России агентов Савинкова, у некоторых из них были взяты в заложники их семьи, фальшивыми разведывательными донесениями и сообщениями газет о псевдодиверсиях. Савинков предложил ЛД продумать возможность создания по образцу США Всероссийских Соединенных штатов. Доверенным лицам Савинкова в России создатели мифа ЛД сказали, что переворот в стране уже давно подготовлен, и если «Народный союз защиты Родины и Свободы» не хочет совместной работы, «Либеральные демократы» свергнут большевиков сами. Один из руководителей подпольщиков встретился в Париже с Савинковым, сказал, что у них нет опыта боевой работы, и предложил автору «Воспоминаний террориста» возглавить антибольшевистский заговор и восстание. Савинков решил поехать в Москву и разобраться с ситуацией на месте.
После перехода польско-советской границы в середине августа 1924 года Борис Савинков был арестован сотрудниками ГПу в Минске, перевезен в Москву и уже через десять дней судим – гордый террорист запираться не стал и сказал, что он действительно годы и годы боролся против большевиков. На официальном суде 26 марта Савинкову сначала объявили расстрел, но вдруг заменили его десятью годами тюрьмы. Все, что с Савинковым происходило дальше, документально и достоверно не подтверждено. По официальным данным он погиб, выбросившись из кабинета следователя на пятом этаже внутренней тюрьмы на Лубянке 7 мая 1925 года.
По всей Европе долго обсуждали судьбу Бориса Савинкова. Многие считали, что это тщательно спланированное убийство. Через пятьдесят лет точку в этом споре поставил Александр Солженицын: «В 1937 году, умирая в колымском лагере, бывший чекист Артур Шрюбель рассказал кому-то из окружающих, что он был в числе тех четырех, кто выбросили Савинкова из окна пятого этажа в лубянский двор! Так вторая загадка, необычайно милостивого приговора – развязывается грубой третьей.
Слух этот достиг меня, а я передал его в 1967 году М.П.Якубовичу, и тот воскликнул: «Верю! Сходится! А я то Блюмкину не верил, думал, что хвастает». В конце 20-х годов под глубоким секретом Блюмкин рассказывал Якубовичу, что это он написал так называемое письмо Савинкова Дзержинскому по заданию ГПУ».
Бориса Савинкова убили, а потом расстреляли его детей. Верные ленинцы никогда не знали колебаний, убивать кого-нибудь или нет. Конечно, убивать, и концы в воду. Нет человека – нет его возможной проблемы. После гибели знаменитого террориста Зинаида Гиппиус в Париже собрала и издала в Париже сборник его стихов, желая, чтобы они остались в исторической памяти:
«Гильотина – жизнь моя,Каждый день казнят меня…Гильотина – острый нож?Ну так что ж?Все не верно. Все ничтожно.Все не нужно. Все темно.И кружится безнадежноСкучных дней веретено.В тени полуденной платанаФонтана звонкая струя….Незаживающая ранаДуша погибшая моя».В 1878 году император Александр III писал с русско-турецкой войны своей супруге Марии Федоровне, Дагмаре: «Интендантская часть отвратительна, и ничего не делается, чтобы ее поправить. Воровство и мошенничество страшное и казну обкрадывают в огромных размерах». Александр III не упоминал своего отца, как полноправного виновника очередного имперского позора, но выдающиеся российские историки лицемерить не стали.
С.М.Соловьев писал об Александре II: «Оно, реформирование империи, было бы легко при правительственной мудрости, но ее то и не было. Преобразования успешно проводятся Петрами Великими, но беда, если за них принимаются Александры Вторые». К Соловьеву присоединился В.О.Ключевский: «Одной рукой Александр II даровал реформы, возбуждал в обществе самые отважные ожидания, а другой – выдвигал и поддерживал слух, которые их разрушали. Все его великие реформы, непростительно запоздалые, были великодушно задуманы, спешно разработаны и недобросовестно исполнены».
Александр III все, что можно и нельзя сделал для приближения Октябрьской революции, но его сын, Николай II, сделал еще больше. Жена Александра III и мать Николая II Мария Федоровна говорила министру внутренних дел: «Они, подданные, дают советы, когда их об этом не просят – это ужасно!» при явном приближении русской революции императрица писала Сергею Витте: «Вы хотите сказать: государь не имеет характера императора? Это верно. Но ведь в случае чего его должен заменить брат Миша, а он имеет еще меньше воли и характера».
В 1915 году поручик Николай Мясковский, выдающийся композитор, писал во время отступления российской армии из только что занятых Карпатских гор своему другу, гениальному композитору Сергею Прокофьеву: «Что в армии царит вообще! Какая путаница, верхоглядство, неосведомленность, неспособность считаться с силами войск. Под Ярославом войска около суток не спали, были случаи, что сдавались от полного бессилия, изнеможенные. А неумение вести операции – кошмар!
У нас нет ни плана компании, ни вооружения, ни организации снабжения, ни войск. Есть невооруженные необученные банды, которые бегут от первой шрапнели, таща сапоги в руках. У нас нет вспомогательных войск. Аэропланы летают в тылу, тогда как германцы ими корректируют стрельбу. Автомобили первые удирают. Всякие санитарные отряды, особенно Всероссийского Земского Союза, бегут от опасной работы, как от чумы, да притом так организованы, что в госпиталях нет даже перевязочных средств, хирургических препаратов!»