Эсфирь, а по-персидски - 'звезда'
Шрифт:
Однажды Иаиру случилось увидеть, как его младший брат мылся в купальне, и он заметил, что на детродном органе Абихаила было написано имя Бога. Но когда Иаир как бы невзначай снова затеял разговор о продолжении рода, Абихаил словно бы и не понял ни намеков, ни даже прямодушных слов, а принялся горячо рассуждать об обрезании, называя этот обряд бракосочетанием человека с Богом, и самым лучшим из супружеских союзов - через освящение плоти, наиболее сокровенной её части.
Это была обычная манера Абихаила - говорить притчами, загадками, путать беседу и переводить разговор с
А про Анну тогда Абихаил вообще ни слова не сказал, как будто бы её и не существовало на свете.
Больше всех детей своих братьев Абихаил был почему-то привязан к Мардохею, хотя и поддразнивал его часто, то и дело на разные лады, переиначивая его имя: то говорил, что имя это - персидское, и означает "поклонника Меродаха", и то называл его вавилонским, в честь главного вавилонского божества Мардука, враждебного правденым иудеям, и нередко такими разговорами доводил ребенка до слез. Но потом в утешение начинал рассказывать про переселенцев, про дорогу и про того Мардохея, который шел впереди каравана.
– Да, я пристрастен к Мардохею более всех моих племянников, и вовсе не скрываю этого, - говорил Абихаил братьям, когда те говорили, что он слишком сильно морочит голову ребенку своими присказками.
– Ну и что с того? Сам Господь не стесняется быть пристрастным и непоследовательным в своих милостях, и учит нас не только скромности и воздержанию, но и показывает, как далеко могут простираться его прихоти. Будем же и мы, братья, такими же свободными и пристрастными - разве не в этом наше счастье? И не смотрите на меня так строго, скоро я вам ещё и не то скажу. Совсем скоро вы узнаете от меня такие известия, что от изумления повскакиваете со своих мест и тоже будет вести себя с пристрастием...
– Ты снова говоришь загадками, Абихаил, - сказал Аминадав, поглаживая бороду - совсем уже редкую и седую, все более похожую на медленно пересыхающую реку.
– Что ещё за новости ты для нас приготовил?
Но Абихаил только смеялся в ответ и прихлопывал в ладоши.
– Всему свое время, - говорил он.
– Для начала нам всем нужно дожить, когда наступит...
4.
...время бурных ветров.
Наступил осенний месяц афаним, который называют также месяцем бурных ветров - это время приносит с собой обильные дожди, разливы рек и повсеместное бездорожье.
В девятый день афанима, когда все иудеи отмечают иом-кипур - день покаяния, Аминадав с самого утра проснулся с неприятным сердцебиением, пересохшей гортанью и сильным головокружением.
"Когда-нибудь все равно придется умирать, - спокойно подумал Аминадав.
– И почему бы не сегодня, в праздник покаяния и отпущения грехов, когда все мои братья с женами и детьми, все веселые и нарядные, соберутся вместе в моем доме.? Можно ли придумать что-нибудь лучше для последнего дня жизни, когда и без того принято говорить друг другу покаянные слова и прощать друга?"
Аминадав омыл лицо, затем с чувством помолился и принялся поджидать у окна младшего своего брата, Абихаила вместе с Анной. Сегодня они непременно должны были приехать в Сузы, потому что, сколько Аминадав помнил себя, Абихаил
Аминадав прождал до вечера, но Абихаил так и не появился - похоже, что его повозка где-то застряла на грязной дороге, или же он вообще не смог выехать из дома из-за разлившейся после дождя реки.
Старшие братья отметили со своими семьями праздник, а после вечерней трапезы и кубка вина Аминадав передумал умирать, не повидавшись младшим братом, который всегда был ему вместо сына и которому должен был сказать немало важных напутствий. Непривычно тихо и печально было почему-то в этот день за праздничным столом без Абихаила и Анны, хотя и детей, как всегда, собралось много, и немало выдалось для каждого и всевозможных хлопот, и задушевных признаний. Но перенести вечернюю трапезу было нельзя, потому что такое было дано для всех вечное постановление: в седьмой месяц, в девятый день месяца, всем вместе смирять души и с вечера до вечера не делать никаких дел, потому что в этот много трудится только Господь, делая людей чистыми от грехов, и даже старики вновь становятся невинными, как дети.
Но без говорливого Абихаила и тихой Анны все было как-то не то, не так...
А через пять дней начинался другой великий праздник - праздник кущей, который продожался целую неделю - и эти дня без Абихаила и вовсе никто не мог себе представить! Накануне "кущ" он всегда приезжал в Сузы на повозке, нагруженной большими пальмовыми ветвями, сухими колосьями и незнакомой душистой травой, и сразу же вместе с детьми принимался за строительство во дворе шалашей и очагов из камней. Семь дней, пока продолжалоась презднование кущ, всем желающим разрешалось жить в шалашах под открытым небом в память о том, как вывел когда-то Господь сынов Израилевых из Египта, из этой железной печи, и поселил в кущах.
По крайней мере, Абихаил всегда ночевал в шалаше вместе с детьми, и не было ничего веселее, когда он разводил во дворе костер, поджаривал для каждого на камнях пресные лепешки, пел песни, глядя на звездное небо. Даже если шли дожди, Абихаил никогда не изменял этому правилу и семь дней, подобно далеким предкам, жил в шалаше, снова и снова переживая счастья спасния и освобождения от рабской доли...
К счастью, пятнадцатого дня седьмого месяца, когда начинались кущи, дождевые тучи на небе рассеялись, и погода выдалась замечательная.
Но Абихаил и Анна не снова появились в Сузах, и от них не пришло никаких известий. Это было настолько странно, что старшие братья не знали, что и думать. Как всегда, Иаир по привычке сильно рассердился на Абихаила, который "не может оторваться от подушек, набитых утиными перьями", а Аминадав - опечалился и обеспокоился. Праздник кущей длился целую неделю, и все ожидали, что Абихаил вот-вот подъедет в город, тем более дороги успели подсохнуть и подъезды к реке, возле которого распологалось его село, перестали быть непроходимыми и в городе появились люди, которые это подтвердили.