Эсфирь, а по-персидски - 'звезда'
Шрифт:
Пока Абихаил возился с больным ухом, закапывая в него льняное масло, Мардохей уже заснул.
"Только дети умеют засыпать так быстро, успокоенные и согретые дыхание Божим, - подумал Абихаил.
– Дети и святые".
Он и сегодня нарочно не стал рассказывать, чем закончился великий переход, чтобы в воображении Мардохея этот путь все ещё продолжался, и он видел впереди - дорогу, одну только бесконечную, пыльную дорогу...
Абихаил знал, что вместо сказочной страны, где "течет молоко и мед", преселенцы, многие из которых представляли Иерусалим лишь по рассказам стариков и прекрасным псалмам, увидели сплошные руины. Здесь давно не было никакого города, а
Вокруг холма не было ни стен, ни ворот, ни хоть какого-нибудь укрытия от врагов, а с его вершины на всем обозримом пространстве не замечалось плодородных пашней, виноградников или садов. Десятки лет никто не возделывал эти земли, десятки лет здесь никто ничего не строил, а те из иудеев, кому в свое время чудом удалось избежать плена, жили в постройках, больше напоминающих шалаши, и в лучшем случае разводили овец и коз.
В самом Иерусалиме со времен войны не осталось ни одного целого дома: нужно было все начинать заново, с первого обожженного кирпича, так как на земле предков ничего не осталось, кроме самой земли. И тогда переселенцы перстали петь песни и ликовать, поняв, что Господь приготовил им не награду, а новые испытания, неизмеримо большие, чем выдались во время многодневного похода.
И сказал Бог устами первосвященника: пока есть земля - подножие Его, то будут на этой земле пребывать избранники Ягве, которых Он нарочно снова собрал в одно место от востока, от севера и от моря, чтобы в очередной раз проверить крепость человеческого духа...
Абихаил почувствовал, что глаза его увлажнились.
Мардохей уже давно спал, и, скорее всего, снова видел во сне дорогу. А он, Абихаил, из-за своей слабости и многочисленных телесных хворей, так и не добрался до горы Сионской, послушался чересчур разумных братьев. Конечно, они правы, что в любом месте можно молиться Господу, и Он отовсюду слышит призывы от чистого сердца. К тому же, многие в Иерусалиме живы лишь той милостью, которая приходит из дальних городов от рассеянных по всей земле иудеев, в том числе кое-что и из домов Аминадава, Иаира и Абихаила. Зная такое положение, нет никакого смысла отправляться в путь. Все так, все так... Но что-то все равно не так.
Абихаил вздохнул и погасил свечу.
"Ночь спустилась на землю, и для всех детей Авраамовым наступило время для мирного сна", - с умилением подумал Абихаил, глядя на спящего Мардохея, которого он почему-то любил больше всех остальных детей Иаира.
Абихаил ещё хотел бы поразмыслить бы о чем-нибудь приятном, но ему мешало больное ухо. В последнее время он сильно мучился от постоянных нарывов в ушах, и все хуже различал далекие, загадочные голоса и призывы, как бывало в годы его юности.
"Мы - рабы, но и в рабстве не оставит нас Бог наш", - последнее, что пришло на ум Абихаилу, когда он поудобнее улегся на больное ухо и почти что заснул.
– Потому что все равно каждый из нас для него..."
3.
...лучше десяти сыновей.
"Я один тебе лучше десяти сыновей", - так обычно говорил Абихаил своей бесплодной жене Анне, желая её утешить.
Абихаил вообще от природы был человеком незлобливым, и многие любили его в селении, где он жил, потому что не всякий давал взаймы столько ниток и тканей, а самым бедным нередко даже вовсе прощал долги, поясняя, что именно так велел поступать его невидимый Бог.
По праздникам Абихаил обычно вместе с женой приезжал в город к братьям, а иногда они сами являлись в селение на берегу реки, и привозили в своих повозках новые ткани, нитки и шнурки для лавки, где хозяйничала, в основном, Анна - причем, делала это с охотой и даже с радостью.
Абихаил же все больше сидел в своей комнате на маленьких подушках, скрестив ноги, и вслух рассуждал о самых невообразимых вещах, пел под кифару песни и почему-то все чаще говорил со всеми присказками и загадками. Как-то он признался братьям, что гораздо реже, чем прежде, слышит в воздухе незнакомые голоса, и споры, и призывы и потому сам пытается больше давать знать о себе.
– Все его силы уходят на пустую болтовню, - сказал однажды старшему брату Иаир, кивая на лежанку, где Абихаил сидел в своей любимой позе, скрестив ноги, снова что-то увлеченно рассказывал маленькому Мардохею и бренчал по струнам.
– Да, это так - у него все пошло в слово, - осторожно поправил брата мудрый Аминадав.
– Он весь сделался - одни говорящие уста, и тут мы бессильны что-либо изменить.
– Бедная Анна!
– вздохнул Иаир.
– Только я один могу понять, каково ей за всех управляться в лавке. Кто бы мог подумать - она научилась торговать с неплохим прибытком и даже не спрашивая у меня никаких советов. Иногда я наблюдаю за ней потихоньку... Странная у Анны улыбка - как будто бы она вот-вот заплачет...
– Что и говорить, Господь нарочно послал нашему Абихаилу в утешение такую жену. Он - как младенец, примостившийся на теплом животе у нашей Анны, - улыбнулся Аминадав.
– Ты заметил, каким наш брат в последнее время сделался кудрявым и круглым?
– Да, лепечет он и впрямь что-то младенческое, хорошо ещ, что не пускает ртом пузыри. Но вот что странно: рядом с Анной даже я, муж, так сказать, в преклонных летах, у которого на голове не осталось ни одной волосинки, чувствую себя неразумным дитятей и боюсь лишний раз пошуметь на братца, сдерживаю в себе гнев...А ведь ты сам говоришь - во мне все чаще по всякому поводу вскипает семеева желчь и гнев даже на собственных жену и детей. Но рядом с Анной я становлюсь безмолвным, как травинка. Нет, все же она не похожа ни на одну из женщин, которых я когда-то встречал.
– Ты точно это заметил, Иаир, - согласился Аминадав.
– Я на двенадцать лет дольше тебя живу на свете, но могу сказать про Анну тоже самое, она и для меня как будто бы мать. Большое горе, что у неё нет собственных детей...
– .. А я думаю, только потому, что Абихаил плохо относится к своему супружескому долгу, как и ко всем остальным своим обязанностям, а Анна ему это прощает, потакает и его болтовне, и глупому безделью, как и во всем остальном, - тут же подхватил Иаир.
– Но я вот что ещё скажу тебе, Иаир: если бы не Анна, наш Абихаил давно мог бы сгинуть в пустыне, и его кости были бы развеяны по ветру смерчами, она сумела отвлечь брата от множества безумных затей. Пусть хотя бы твои дети, Иаир, будут для неё утешением...
– Но ты же видишь - Мардохей и так не отходит от Абихаила, и слушает его заунывный вой под кифару с раскрытым ртом. Не могу сказать, чтобы мне это нравилось, - но я молчу, Аминадав, и, как ты можешь догадаться, терплю все это из-за Анны, которая ласкает и балует моего мальчишку, как собственного сына.
Иаир и впрямь считал, что Анна оставалась бездетной только потому, что Абихаилу было лень познавать её, лучшую из женщин, а гораздо интереснее беседовать вслух с собаками и овцами, каждое утро, сидя на подушках, пересказывать им свои сновидения, подражать губами птичьим голосам за окном. К примеру, Иаира к этому времени родились уже двое сыновей и пять дочерей, и у Аминадава в доме подрастали три дочери - и жены старших братьев от души считали бесплодие злейшим из человеческих несчастий.