Ешь. Молись. Разводись
Шрифт:
Но такова жизнь.
По крайней мере пока.
Сейчас.
Ловлю сообщение. Список.
Памперсы, если будет определенная марка, молоко, хлеб, черника, зеленые яблоки, овсяное печенье…
«Купи, пожалуйста, клубнику и взбитые сливки, я знаю, что мне нельзя, но так хочется! Я просто на них посмотрю!»
Она еще такая девочка. Хотя ей уже двадцать три.
Мне
Я старше на целую жизнь.
А Милана? Ей тридцать семь. Казалось бы, почти ровесница, мужчины в моём возрасте должны предпочитать девушек помладше.
Раньше я предпочитал.
Для разгрузки, для расслабления, для секса.
Для любви, оказалось, нужно совсем другое.
И возраст не имеет значения.
И я понимаю мужчин, которые смотрят на женщин гораздо старше и влюбляются без оглядки.
Как мой земляк художник Павел Филонов влюбился в женщину, которая была старше на двенадцать лет. Меня в своё время потрясла их история, как и картины Филонова, которые висят у нас в Русском музее.
Милана подходит мне во всем.
С ней можно говорить и молчать. Это самое важное, когда с человеком комфортно молчать.
Покупаю продукты, нахожу нужные подгузники. Еще беру манго и малину – кажется, Людмила их тоже любит.
Ей нельзя, кормящей, точно. Но я, наверное, заставлю съесть. В конце концов я читал, что не стоит ограничивать себя во всем и младенцам даже полезно получать разные продукты с молоком матери.
Люда ждёт меня в гостиной. Одна.
– Привет.
– Привет.
Целую сухо, в щеку. Она привыкла. Плакала.
– Что случилось.
– Ничего, просто.
– Пойдём.
– Куда?
– На кухню. Будешь у меня есть клубнику со сливками.
– Нельзя, у Максюши будут колики.
– Когда он вырастет я ему расскажу, что ты называла его Максюшей и фотографировала голеньким.
Люда смотрит как-то странно.
– Что?
– Ты влюбился?
– Что?
– Ничего.
Глава 33
У меня дежа вю.
Это уже было. Так мы уже собирались, только тогда в Питер ехала одна я.
И Коржик был с нами. Сейчас Коржик остался на даче у родителей. Мама называет его «сыночек» и любит, кажется, больше, чем нас с братом и внуков.
Я не ревную, Коржика я и сама люблю.
– Мам, а куртку
Вот! Те же слова.
И мой ответ.
– И куртку, и жилетку. Бери. И шорты с майками. Сейчас там жара, но Питер — это Питер.
Да, Питер — это Питер.
Я не сказала ему, что приеду.
И не скажу.
Наверное.
Боже, не скажу! Не «наверное», а точно. Я не могу.
Это мерзость, знать про его жену, знать про его ребёнка… Он мне рассказал.
Не давил на жалость, не объяснял.
Я ведь не прошу его бросать жену? Не прошу менять жизнь!
Я вообще попросила бы оставить меня в покое.
Если бы у меня были силы.
Но я была в какой-то агонии. Сгорала заживо. И снова как птица Феникс воскресала от его поцелуев, рук, губ. Он его аромата. От тела рядом.
А после так долго не могла прийти в себя и всё думала. Размышляла.
А как было у нас с Олегом?
Было так?
Нет, была любовь, это я точно знаю. Но было иначе. Всё иначе.
Я помню в самом начале было легко, а потом накрывали моменты такого драматизма, когда казалось, что мы просто умрём друг без друга. Убери меня от него, и я не смогу дышать.
Да, это было точно.
Я не могу и не хочу сейчас обесценивать отношения с мужем, потому что это равносильно обесцениванию себя.
Я любила. Мы любили.
Кто же виноват, что любовь кончилась? И у него, и у меня. Прекратилась разом и всё тут.
Да, да, я ведь тоже давно поняла. Любви нет. Но была семья, дети, привычка.
Возможно, если бы как-то по-другому он преподнёс наше расставание… По крайней мере не трахался бы за моей спиной! Пришёл бы и сказал честно, - Маш, так и так, давай нормально решим вопрос, останемся в хороших отношениях.
Или дело еще и в квартире? Оставить мне и детям квартиру – такая уж проблема? Да ведь у него есть деньги!
Есть, только кредит за машину свою я сама плачу. Да и на детей я стараюсь сама всегда заработать.
Что теперь говорить? Поздно пить боржоми.
Поздно.
И не хочу.
Сейчас состояние, когда ничего не хочу.
– Мам, а в «Азбуку», что, не поедем?
Чёрт, почти проехали уже.
– Ну, ма-ам!
Включаю поворотник, съезжаю с платной трассы.