Ешь. Молись. Разводись
Шрифт:
– Я там редко бываю.
– Не чаще чем я?
Киваю.
– Знаешь… вспомнил тут фильм один. История мужчины и женщины, которые на протяжении всей жизни встречались. Раз в год, или как там, не помню, я весь не смотрел, отрывки. Десять лет прошло, двадцать, жизнь. У них были семьи, любимые… Но раз в год, в один день, они встречались в одном и том же месте.
– Ты предлагаешь и нам так встречаться?
Он
Почему-то сейчас он мне дико напоминает Штирлица, вернее, конечно, актёра Тихонова в роли Штирлица, тот самый эпизод с женой. В ресторане.
Боже, как они выжили вот так, друг без друга?
– Я всё-таки надеюсь, что у нас будет иначе.
Иначе? Как?
Нет, я-то готова к этому «иначе». Я развожусь. Это дело решённое. Определённо.
Развод и точка.
Это Арс женат.
Жена, крохотный сын, проблемы.
Я не хочу ломать его жизнь. Их жизнь.
Этой девочки, которая хотела за него замуж. Она не виновата. Он ведь согласился жениться на ней? Мог сказать нет. И ребёнка он ей сделал не под пытками.
Мучительно больно представлять, как он целует животик беременной жены.
Он ведь делал так?
Несмотря на то, что не любил.
Господи…
– Мила… - Прижимает меня к парапету, сам прижимается, стонет, губами находя мою макушку, целует. – Мила…
– Арс…
Плевать на всё. Сейчас совсем мне на всё наплевать. На его жену, ребёнка, на всё, что ему мешает, но собственную гордость и самоуважение, и достоинство, которое мешает мне.
Гори оно всё! Гори!
Я люблю!
Боже, я впервые в жизни ТАК люблю!
Может, завтра морок рассеется, и я сама не буду понимать почему это произошло, и что со мной было, но сегодня, сейчас, позвольте мне люби-ить!
Любить!
– Милана, девочка моя. Родная моя девочка.
– Не говори, пожалуйста, ничего пока не говори. Просто…
– Что?
– Просто будь.
Позволим себе просто быть. Быть одним целым сейчас.
Молчим. Его губы на моих волосах. На висках, на мочке уха, на шее. Я чувствую его дыхание. Слышу, как бьётся его сердце. И моё. Вместе. Рядом.
Господи…
Если бы я могла…
Почему это кажется таким правильным, когда это так неправильно?
Неправильно с точки зрения любой морали,
И в то же время это кажется настолько правильным мне!
Потому что это не ради сиюминутного удовольствия.
Это не похоть.
Не страсть, нет…
Зря я сказала про страсть.
Любовь это.
Настоящая.
Арс поворачивает меня, прижимая к груди. У него ошалевшие глаза, наверное, такие же как и у меня сейчас.
Мы оба еще не до конца понимаем всю глубину поразившего нас недуга.
Любовь.
– Мила… Милана.
– Арс… Север.
Я называю его так в первый раз. Мне это нравится. Север. Выдержанный. Стойкий. Суровый. И в то же время такой сильный и смелый. Надёжный.
Настоящий.
Север.
– Скучал без тебя.
И я. Я тоже. Сильно.
– Мила, послушай…
– Арс…
– Нет, слушай!
Он берёт моё лицо в свои ладони. Смотрит в глаза. Пристально. Серьёзно.
– Я решу всё. Веришь мне? Я всё решу.
– Арсений…
– Если ты готова к этому.
К чему? К чему я готова?
К нему? К этому мужчине в своей жизни? Как? Навсегда? Или… пока не надоем?
Я не знаю. Я не готова пока. Не уверена. Я… меня уже устраивает и так.
Господи.
Я трусиха. Реально трусиха!
Трушу.
Пока я даже не любовница. Пока я женщина, которая его зацепила, которую он хочет, которой горит, жаждет.
Он не свободен. Но и я тоже несвободна.
Меня связывает миллион предубеждений.
И мне сейчас проще вот так. Проще быть «Незнакомкой» Блока.
Проще быть женщиной-мечтой.
Выдержим ли мы, если все двери будут открыты? Если все проблемы будут решены. Если всё преграды растворятся?
Выдержит ли это наша… любовь?
– Мила…
– Арс, я не знаю, я…
– Я люблю тебя.
Он говорит. Говорит это глухим низким голосом.
Так говорят только правду.