Эшафот забвения
Шрифт:
– Привет, – сказал Костя, что-то торопливо прожевывая, – что ж с утра не предупредила, что придешь? Я бы подготовился.
– С утра были другие планы. – Я спрятала руки за спину, чтобы он не увидел перебинтованных пальцев. Я совсем забыла, что мое пальто залито кровью Бадри. Хорошо еще, что добрейший Григорий Петрович отмыл мне лицо водой из пластиковой бутылки.
Лапицкий внимательно рассматривал меня, как птица, склонив голову набок.
– Я вижу. Повздорили с кобельком, кому быть вверху, а кому внизу? Это чья кровь – твоя или его?
– Третьего
– Ты в своем репертуаре, смуглая леди сонетов, как я посмотрю. Занимаешься профессиональной деятельностью и уверенно влияешь на численность человеческой популяции.
– Может быть, впустишь меня?
– Что ты хочешь мне сказать?
– Если это тебя все еще интересует, ото произошло не одно убийство, а два.
….Я сидела в ободранной и разгильдяйской ванне Лапицкого – разительный контраст с вылизанным домом Митяя. Я сравнивала совершенно невольно – и снова приходила в глубокое отчаяние. Я была почти уверена, что Митяя нет в живых, что больше никто так, как он, не коснется моего тела и не зажжет в нем огонь.
Набирая мне ванну. Костя не пожалел какой-то дешевой польской пены, которая выдавала себя за немецкую, но и ее хватило, чтобы укрыть меня от равнодушно-цепких глаз Лапицкого. Он сидел на полу против меня с чашкой кофе и прихлебывал его маленькими глотками. Рядом со мной же, на скользком краю ванны, стояла початая бутылка водки. Я выпила добрых три четверти и даже не захмелела.
– Может быть, закусь принести? – в который раз спросил Лапицкий. – У меня сало есть.
Я вспомнила свой первый визит к Лапицкому – тогда тоже было сало.
– Не нужно.
– Смотри, а то надерешься.
– Я не пьянею. Ты же сам меня учил.
– Да, я многому тебя учил. А ты хорошо меня отблагодарила.
– Не стоит говорить об этом. Ты был нечестен со мной с самого начала. Неужели ты действительно думал, что тебе удастся слепить из меня законченную суку?
– Самое смешное, что я и сейчас так думаю. Тебе же нравилось делать то, что ты делала, я помню это. Ни у кого из людей, с которыми я работал, не было такой по-настоящему сучьей сути, такого огня в крови. Такого презрения к общепринятой морали. Ведь это была ты, правда?
Неубиенная карта, он прав, то ощущение полноты власти над людьми сводило меня с ума, я помню эту почти животную страсть к вероломной игре, которой я отдавалась целиком. Будь ты проклят. Костя Лапицкий, ты до сих пор не хочешь отступиться.
– Нет. Я не такая. – Он все-таки спровоцировал меня, и я добавила пошлым голосом затрапезной чтицы из затрапезного клуба:
– Я не такая, я жду трамвая, ты любишь толстых, а я худая.
– Ты жива только потому, что я хотел этого. Ты жива только потому, что я тебя прикрыл.
– Напрасно ты меня прикрыл. Я этого не стоила.
– Стоила. Зачем убивать породистое животное, если им можно любоваться в свободное от работы время? А если повезет, то и случить его с кем-нибудь подходящим для улучшения породы.
– Я
– Твои обычные уловки, – уверенно сказал Лапицкий. Неужели он всерьез решил соблазнить меня прошлой жизнью?
– Я пришла к тебе не за этим.
– В этом тоже вся ты. Иметь наглость явиться ко мне после всего, что произошло…
– Я честно отработала на тебя, – сказала я с невесть откуда взявшимся цинизмом, – ведь Леща в свое время вы получили только с моей помощью. И альфафэтапротеин.
– Ну, Лещ нас всех обставил. Чиркнул плавниками и уплыл в небытие. Не без твоей помощи, я так думаю. Скользкий тип, я всегда это подозревал.
– Ты мне нужен. Раз уж ты появился. Эти убийства – мое личное дело.
– Не сомневаюсь, все убийства – твое личное дело. В них ты всегда преуспеваешь.
Я вытащила руку из воды, взяла бутылку водки и сделала несколько крупных глотков.
– Мылом занюхай, – посоветовал мне Лапицкий, – очень хорошее вкусовое сочетание.
– Ты мне нужен. И знаешь почему?
– Догадываюсь.
– Тебе наплевать на то, будет ли доведено расследование до конца или нет. У тебя свой интерес. Ты можешь запросто скрыть от вялого правосудия кое-какие факты, если тебе будет нужно. Ты можешь использовать запрещенные приемы. У тебя что-то есть на Кравчука?
По лицу Лапицкого пробежала тень.
– Нет. С чего ты взяла? Он проходит по делу как свидетель. Все остальные – тоже. Пока.
– Тогда что там делаешь ты?
– Я теперь рядовой оперативный сотрудник, я же говорил тебе. История с тобой вылезла мне боком.
– Оставляю твою ложь на твоей же совести. Я предлагаю тебе сделку.
– Ты – мне? – Лапицкий расхохотался. – Да кем ты себя мнишь? А за сделку с работником правоохранительных органов – сама знаешь.
– Породистым животным, – просто сказала я. – Сейчас у меня есть выход на Кравчука. Рискованный, но есть.
Ведь именно он тебе нужен? И если бы этого убийства актрисы не было, его бы стоило придумать, правда? Может быть, ты его и организовал, чтобы вскрыть группу изнутри?
Видишь, Костик, я тоже не разучилась провоцировать, Анна Александрова, вскормленная тобой, все еще живет во мне…
– С чего ты взяла, что мне нужен Именно он?
– Он бывший чекист. Довольно состоятельный человек. Зачем состоятельному человеку идти директором съемочной группы, пусть даже и такого сногсшибательного режиссера, как Братны. Сплошная головная боль. И потом, он ничего не смыслит в кино, Братны сам везет этот воз.
– Двужильный парень, – заочно одобрил Братны Лапицкий, – и вообще занятная личность. Так окучил наших ребят, что они, бедняги, сами не понимали, что творят. И это серьезные следователи со стажем… Если бы он сказал им, что старуха сама воткнула нож себе в спину или сделала себе харакири, – они бы подтвердили это документально. И сами бы подобрали недостающие улики. Кино его попутало, ясно. Похоже, он и вправду гений, мать его. Во всяком случае, с людьми он может делать все, что угодно.