Эшафот забвения
Шрифт:
– Ничего, переживу. Работы, говоришь, много?
– Завались! Выборы же на носу, Госдума, президент и прочие прелести демократии, пока на всех компромат соберешь – умаешься. Непаханая целина, море разливанное… Ты ж знаешь, что мы по коррупции на пятом месте с конца в мире, после нас только Камерун.
– Ты же теперь рядовой сотрудник рядового отделения милиции.
– Ай, поймала, сучка! Сдаюсь, сдаюсь. Давай хоть лапки тебе обработаю, смотреть больно, как ты на свободу рвалась.
Костя сходил на кухню и принес какую-то мазь и бинты.
– Это еще что за дерьмо? – спросила я: мазь отвратительно
– Не дерьмо, а последнее достижение медицины. Изготавливается из мандибул насекомых, заживляет влет. Мне ее один чинуша из Министерства здравоохранения поставляет.
– На взятках погорел? – иронически спросила я.
– На поставках просроченных медикаментов. Сиди смирно, сейчас я тебя обработаю.
Костя быстро смазал мои пальцы сомнительного вида бурой вязкой массой и наложил бинты.
– Спасибо. Ты просто Флоренс Найтингейл [14] какая-то.
14
Медсестра, создатель системы подготовки кадров младшего медперсонала (англ.)
– Это еще кто, героиня мексиканского телесериала?
– Что-то вроде того.
– Вот только не дави на меня интеллектом, пожалуйста.
– Хорошо. Не буду – Тогда я выключаю свет.
Я вытянулась на спальном мешке и закинула руки за голову. Еще вчера в это же время подо мной были совсем другие простыни, смятые от страсти; еще вчера человек, которого я так хотела, был восхитительно жив, еще вчера была жива Фаина Францевна Бергман, еще вчера я снисходительно подозревала ее в убийстве конкурентки… Еще вчера я даже представить не могла, что следующую ночь проведу в запущенной берлоге Кости Лапицкого, человека, научившего меня осознанно убивать. Человека, встреча с которым означала бы для меня смертный приговор.
Впрочем, смертный приговор был и так подписан. Видимо, я действительно представляю определенную опасность для Кравчука, если он решился убрать меня. Он так и не поверил мне. А я не привела убедительных аргументов, чтобы он мне поверил.
Но у меня еще есть шанс.
Мое собственное, очнувшееся от долгой спячки тело не хотело верить в смерть Митяя, но здравый смысл говорил о другом: ты должна смириться. Никто и никогда не прощает отступников. Даже если он остался жив в машине на шоссе, с ним расправятся позже.
Я совсем не знала его. Я не знала ничего, кроме слепого влечения к нему. Как жаль, что только теперь я узнала его по-настоящему. Теперь, когда уже ничего нельзя исправить.
"Пепел кобелька стучит в твое сердце”, – сказал мне Лапицкий.
Ну что ж, если отбросить оголтелый цинизм фразы, он прав. Свой личный счет к Кравчуку я уже открыла. И мне есть что положить на депонент.
– Что ты думаешь делать? – вдруг спросил Лапицкий таким серьезным, таким несонным голосом, что я даже вздрогнула.
– Ехать на студию. Встречаться с Кравчуком. Завтра с утра.
– Ты охренела, – после некоторого молчания сказал он мне со сдержанным уважением.
– Почему же?
– После сегодняшней кровосмесительной истории?
– Именно после сегодняшней. Не стоит долго оставлять его в неведении относительно своей судьбы. А то
– Есть на него кое-что… – задумчиво сказал Костя.
– Можешь не продолжать. Я же сказала: я расскажу тебе все, что знаю. А ты мне – все, что посчитаешь нужным.
– Хорошо. На этом и остановимся.
– Это связано с антиквариатом? С иностранцами?
– На этом и остановимся. – Костя снова продемонстрировал свою хватку.
– А ведь убийство актрис тебе на руку, правда?
– Да. – Все-таки он циничен до невозможности.
– Как это ты говоришь? “Если бы их не было, их стоило бы придумать”. Верно?
– Верно. Теперь можно без суеты подобраться поближе и покопаться в ваших кинематографических головах. А старыми каргами пусть уголовка занимается, от них же за версту тухляком несет. Пускай ребятки покорячатся, им полезно. Это то, что нужно для милицейской задницы.
– Я так и знала.
– Ты всегда все знаешь. Ты умная девочка. – Еще ни разу за весь вечер и добрую часть ночи он не обратился ко мне по имени. Возможно, он все-таки признал за мной право выбора. – Ты хорошо подумала насчет завтрашнего дня?
– Не очень. Но это ничего не меняет. Я поеду на студию.
– Я не смогу тебя подстраховать, сама понимаешь.
– Я тоже. Каждый – сам за себя.
– Знаешь, я думаю, что это большая удача, что мы не пустили тебя в расход.
– Может быть, это было лучшим вариантом для нас для всех. Я что-то подустала жить.
– Ты очень оригинально это демонстрируешь. Пальцы не болят?
– Нет, – машинально сказала я и с удивлением обнаружила, что саднящая боль в руках действительно прошла.
– Я же говорил тебе. Значит, не обманул Гиппократ…
…Я шла по студии.
Внешне ничего не изменилось, но призрак бессмысленного убийства уже распростер над ней свои крыла. Даже в коридоре, куда выходили двери нашей съемочной группы, народу было больше, чем обычно. Чрезвычайные происшествия сплачивают людей, это один из немногих поводов, чтобы объединиться.
…В комнате группы, возле телефонов, одиноко полировала ногти на ногах гашишница Светик. В другом ее конце сидели шофер Тема, Келли и еще один осветитель, имени которого я не помнила. Все трое играли в “подкидного дурака”. Вот что значит отсутствие жесткой руки – в любое другое время всеми тремя здесь даже бы и не пахло: Братны терпеть не мог, когда низшие чины посещали Валхаллу, в которой томились его многочисленные кинопризы, дорогие ковры, тяжелые занавеси и широкие, убийственно мягкие кресла. Маленькая прихоть крупного мастера.