Эшафот забвения
Шрифт:
– Вы знаете, в какой-то момент мне тоже показалось, что я вас больше не увижу, – совершенно искренне ответила я.
– Вы занимаете меня все больше и больше.
– Что уж говорить обо мне!
Обмениваясь ничего не значащими фразами, каждая из которых таила двойное и тройное дно, мы покинули студийный корпус и вышли на улицу. Подойдя к стоянке у корпуса, Кравчук гостеприимно распахнул переднюю дверь своего “Вольво”.
– Прошу вас.
Я села в машину, подобрав полы своего старенького пальто, и сложила руки на коленях: изуродованные кончики ногтей еще раз напомнили мне о том, чего я и не забывала: вчерашний вечер на
Кравчук устроился рядом и тотчас же вставил кассету в магнитолу. По первым тактам я узнала “Прощальную симфонию” Гайдна. У этого подонка, однако, отменный вкус.
– Не возражаете? – запоздало спросил Кравчук.
– Нет, если это не намек на мое безрадостное будущее, – ответила я. – Куда мы поедем?
– Куда хотите. Можем поехать пообедать куда-нибудь. Можем остаться здесь и посидеть в машине.
– Так, пожалуй, будет удобнее. Вы сегодня без телохранителя.
– Сеня приболел. Такое иногда случается даже с телохранителями.
– Все мы люди.
Некоторое время мы молчали. Никто не хотел открываться, никто не хотел наносить удар первым – нет никакой гарантии, что не получишь в ответ апперкот в незащищенный подбородок.
– Так о чем вы хотели со мной поговорить? – наконец спросил он. Подстраховываешься, скотина, ну ладно!
– Вчера со мной произошел неприятный инцидент.
– Что вы говорите!
– Я чуть не погибла.
– Просто рок какой-то! Сначала одна актриса, потом другая, теперь вот вы… Надеюсь, все обошлось?
– Да. Более иди менее. – Я посмотрела на свои руки, и он перехватил мой взгляд.
Мы снова надолго замолчали. Так надолго, что это становилось неприличным. У кого-то из нас первого должны сдать нервы.
– Вам нравится Гайдн?
Ты еще спроси “Любите ли вы Брамса?” [15] , идиот!
– Да. Но мне не нравится то, как вы разрешаете свои проблемы. Особенно те, которых не существует.
– Что вы хотите этим сказать? – Его лицо по-прежнему оставалось непроницаемым, только в глубине зрачков появился нетерпеливый блеск. Что ж, я открылась, посмотрим, чем ты мне ответишь.
15
Роман Франсуазы Саган.
– Я – несуществующая проблема. Во всяком случае, для вас. Я неопасна для вас – я уже говорила вам об этом. После происшедшего вчера – вы знаете, о чем идет речь, – я пришла, чтобы встретиться с вами. С моей стороны это сумасшествие, но это и единственный способ доказать вам свою лояльность. Братны взял меня в свою группу только по одному ему известным соображениям. Это было кстати, потому что у меня, кроме жалкого мосфильмовского пропуска, нет больше никаких документов. У меня были большие неприятности с.., с определенного рода службами… И я ушла от сотрудничества с ними, скажем так… Гораздо менее цивилизованно, чем в свое время вы. Мне пришлось кардинально изменить образ жизни, кардинально изменить свою внешность…
Теперь я надеялась только на свое лицо – полученное в свое время окольными путями, оно столько раз спасало меня, столько раз меня выручало, оно должно было вывезти меня и на этот раз.
– Вы профессиональный человек. Неужели вы бы не заподозрили двойное дно? Если вы опасаетесь чего-то… Вы бы никогда не поступили бы со мной
– Да? Я бы так не сказал. – Он вдруг повернулся ко мне и подковой обхватил мой подбородок; его пальцы обладали невероятной силой, при желании он, наверное, смог бы сломать мне челюсть. И только тогда, когда я почувствовала эту жесткую, эту раскаленную хватку, я поняла, что выиграла. Он раскрылся. Он не раскрылся бы никогда, если бы не поверил хотя бы одному слову из моего страстного монолога. Моему отчаянному приходу сюда – при всех раскладах это было чревато, он не мог этого не понимать. Но он все-таки раскрылся. Он больше не считает меня опасной.
– Вчера я потерял человека по твоей милости. Я мог бы потерять значительно больше людей…
Человека… Значит, заплатил по счетам только один… Кто был этим одним – придурок Бадри или Митяй? Я вдруг отчетливо вспомнила удар, нанесенный Митяем Бадри, может быть, он был недостаточно ловким, но ему нельзя было отказать в силе. И я снова попыталась убедить себя, что удар был мощным, мощным, мощным… Гаечный ключ, опустившийся на переносицу, не оставляет никаких шансов. А с Митяем можно разобраться в рабочем порядке и не доводить дело до крайности… Я понимала всю нелепость проносившихся в голове мыслей, но мне страшно хотелось, чтобы случилось невозможное и он остался жив. Просто – остался жив. И пусть бы даже я никогда не увидела бы его. Никогда больше.
Митяй, Митяй…
– Я думаю, что никто не виноват в этом. Во всяком случае, я не виновата. Я честно соблюдала пакт о ненападении. – Ни один мускул не дрогнул на моем лице, неужели закрытая учебная клиника капитана Лапицкого и здесь дала о себе знать?
– Ну, хорошо. Допустим, я перестраховался. Если бы я не был так собранна, то я просто расхохоталась бы ему в лицо: “перестраховался” звучало в моем случае просто издевательством. Хорошенькая перестраховка!.
– А как бы ты поступила на моем месте? – спросил он.
– Не знаю. Возможно – так же.
– Ну что ж, ответ, достойный простой ассистентки режиссера. “ЗИГ-зауэр” (он не мог забыть мне того, как я навскидку определила марку Сениного пистолета на площадке между этажами), отличная реакция на замах. Я не ожидал тебя увидеть. С твоей стороны это наглость, граничащая с безумием. Но, как знать, может быть, это единственное, что может заставить меня тебе поверить. А если это хорошо продуманный ход…
– Это хорошо продуманный ход, – перебила я его. – Я уже сказала: других доказательств своей лояльности я представить не могу. Мы уже говорили с вами на эту тему.