Эшелон сумрака
Шрифт:
– Хватит болтать, трепушки! – хрипло разразилась Веста, – выгоню к прачкам, будете много болтать!
Она ссыпала в большой чан крупу и похромала к такому же, только с водой. Я аккуратно сложила дорогую для памяти одежду и прижала к груди руками, чтобы не дай бог не потерять.
– Вы для чего сюда шли? – шёпотом продолжила Нюра, – я вот очень хочу себе молодого мужа офицера. Только представьте, как я буду рядом с ним идти и… эх!
– Офицера? – не сдержала смешка вторая, – эк ты замахнулась! Кто тебя такую замуж возьмёт? Да и сказала же госпожа, не лезть к воякам, иначе останешься брюхатая
Они пересеклись недовольными взглядами и уставились по разные стороны, чтобы не видеть друг друга.
– А ты что думаешь? – вновь обратилась ко мне Нюра, – пошла бы замуж за какого-нибудь солдата, а?
– Значит ей солдата, а тебе офицера подавай? – рассмеялась вторая, – высоко же ты себя несёшь!
– Тебя не спросила, – буркнула девушка, отвернувшись и от меня, – дурные вы обе – что не спроси, всё плохо!
– Трещётки! – завопила повариха, – а ну быстро сюда! Скидывайте барахло на лавку и ко мне, помогать!
Говорить второй раз не требовалось. Началась моя первая работа.
Глава 2
Все оказалось сложнее, чем я предполагала. Начать, наверное, стоило с того, что поварят у Весты было аж шесть, и приходили он почему-то именно со стороны солдатской столовой. А ещё: я никогда в жизни не чистила столько картошки и других овощей. Заканчивали работу мы в девять вечера, когда батальон уходил спать, и никто не мог неожиданно забрести к нам поужинать. Руки болели от мозолей, спина ныла, а ноги гудели, но я всё равно была рада новому месту и новым знакомствам. Большую часть времени мы посмеивались от беззлобного ворчания поварихи, иногда даже обменивались историями и шутили. А ещё наблюдали за видами. Вернее, я одна.
Я ощущала свободу, находясь в закрытом железном коробе.
Наверное, в этом и был смысл жизни отдельно и одновременно вместе со всеми – ощущать себя частью чего-то большого, неизмеримо важного и нужного, словно каждый мой шаг был предопределён и значим. Словно я сама была значимой для кого-то.
Первая ночь в поезде была такой же веселой и богатой на разговоры. Выбрать место мне, конечно же, не дали, указав на срединную кровать и тонкое покрывало на ней, которое будет служить мне одеялом всё время, что я пробуду здесь.
Но я была рада и этому, мечтательно слушая приглушенные разговоры девушек, раз за разом проводя пальцами по холодной металлической пружине в углу кровати над головой и мечтая о том, что вскоре я увижу что-то несоизмеримо волшебное, прекрасное и небывалое.
Я старалась начинать с этого каждый свой день, будь он хмурым и дождливым, или же солнечным и ярким. Ведь если каждый я не буду верить в хорошее и ждать чего-то этого от грядущего дня, то всё скорее всего и пойдёт насмарку!
– Нет, насчёт мужчин здесь точно всё плохо, – нараспев отвечала Нюре одна из женщин, кажется прачка, – ихние законы совсем не такие, как у всех. Что ни день, то дурость!
– Кто ж идет сюда мужа искать?! – усмехнулась вторая, – вояки здесь странные, обозлённые, все в своего главного, – она сбавила тон, – поговаривают, он совсем женщин… того.
Я даже оторвала своё внимание от излюбленной пружины, будто мой взгляд помог бы мне слушать внимательнее.
– Чего…того?! – Нюра села, подалась вперёд и вперила горящий взгляд к говорившей прачке, – чего?
На неё махнули рукой и отвернулись к стенке, она и вторая новенькая девушка переглянулись в недоумении. Они уже успели подружиться за сегодняшний день, а я… в их разговоры не втянулась – никто из них не понимал моего рвения смотреть в окно, говоря, что это скучно.
В него мне конечно же смотреть никто не позволил, хотя по большей части я хотела попасть на поезд именно для того, чтобы видеть куда мы едем и мечтать под мерный стук колёс. Путешествия и мечты в моём сознании ходили рука об руку и были связаны друг с другом, как солнце и небо. В реальности же всё оказалось несколько труднее и тяжелее, чем было в мечтах – нам объяснили про ранний подъем до зари, потому что на заре вставали солдаты, про быстрое приготовление завтрака, помощь при разносе или точнее подаче тарелок разносчикам сквозь узкое окошко между кухней и столовой, затем наш завтрак и приготовление обеда. После этого делался длинный перерыв в двадцать минут, в который мы могли пообедать сами или сбегать по поручениям поварихи, и вновь подача. Ужин повторял чаще всего завтрак, потому мы дополняли его чем-нибудь вроде выпечки и делали заготовки на следующее утро.
По большей части всё было не так утомительно, как тогда, когда я была дома, однако существовали некоторые моменты, как с той же чисткой овощей, которые всё же казались тяжёлыми. Но даже так здесь имелось множество плюсов, не сравнимых ни с чем, что я видела до этого.
Например, большой выбор еды, который мы готовили – даже вчера с обеда оставалось несколько странных блюд, которые я видела впервые. Солдат кормили очень хорошо, а что оставалось после них, было наше, а потому… столько мяса я не видела никогда в жизни! А то, что его можно есть без каких-либо добавок, вообще казалось небывалым. За половину первого дня я успела попробовать кучу всего, от чего Веста и её поварята воротили нос. Морская рыба, необычные овощи, название которых я узнавала, пробуя их на вкус и…
– Так что там с господином? – Нюра даже с кровати спустилась, чтобы нагло ткнуть женщину в плечо и привлечь к себе внимание, – чего замолчала то?
К ней повернулись и оглядели с долей злости.
– Головы решила лишиться?! – зашипела женщина, – за слухи знаешь, что бывает?!
Девушка вжала голову в плечи и опасливо отшагнула назад:
– Т…так я того… не сплетни это совсем! – встрепенулась она, словно и отказываясь от своего прежнего напора, – н…но что там с господином? – последняя её фраза была произнесена шёпотом.
Прачка выдохнула, бросила хмурый взгляд на всех нас, ожидающих её ответа, а после просипела:
– Ненавидит он женщин, потому и не хочет видеть даже служанок-девушек.
Она резко отвернулась обратно, как бы говоря, что больше её спрашивать ни о чем не стоит. Нюра в этот раз приставать не стала и лишь поджала губы и вернулась к кровати, на которую залезла с обиженным видом и заговорщицким блеском в глазах.
– А может он не женщин вовсе любит, а… – её лицо полыхало, – вот у нас в деревне был один мужик… – начала было она, но её перебил стройный хор «Ой!», который она проигнорировала и продолжила, – и у него была коза, так он…