Еська
Шрифт:
У ларца стенки толстые, Еська сколько ни прислушивался, не разобрал, как она слуг послала царя кликнуть, как растолковывала ему, куда пленник девался, да как про чудеса все ночные поведала. Но и золотые стенки её крика не удержали, когда муж толком разобрал, чё от него требуется. А следом и сам он царским своим голосом зарычал, точно как зверь в лесу дикой.
Наконец она ларец отворила и Еську выпустила. Он перстень обратно повернул и, каким был, таким обратно стал. Зачала она его миловать да обнимать.
– Ты, –
– Мышкой мне обернуться невозможно. Да и ласточкой тоже. Потому всё моё чародейство промеж ног прячется, и боле я ни на каки чудеса неспособный.
– Ну, и то немало, – царица молвит. – А вот ещё что ты мне скажи. Чё это ты орал тако, что войско вражье обо всём забыло?
Еська петь и начал. Она обомлела вся. Слезьми обливается. Еська задорную песню завёл, а она того пуще взревела.
– Чего это с тобой? Тута смеяться надоть.
А она сквозь слёз:
– Какой смех! Я всё мыслю, как с тобой расставаться стану. Однако и держать тебя никакой возможности нету. Потому, коли мой супружник с тобой чё сотворит, вся жизнь остатняя мне не в радость будет. Так и быть. Залазь обратно в ларец.
Упрятала Еську – и к мужу.
– Я, – говорит, – желаю за всё благо, что от вражьего солдата поимела, ихнюю царицу отблагодарить.
Царь было осерчал. Мол, мы в военном состоянии. И сношения с врагами нам, мол, не к лицу. Но царица ему тихо так шепнула:
– Ты, мил-друг, про сношенья-то особо не шуми. Особливо с солдатами вражьими. Уж каки были, таки были. К лицу аль к какому другому месту, то пущай промеж нас останется. А с того, что я царице ихней ларчик золотой отправлю, войну ты не проиграешь. Потому это вовсе не мужское дело, чем мы на досуге нашем занимаемся. Как-никак, одна кура наши яйца снесла, так мы вроде как сёстры.
Во како слово узнала!
Разве ж бабу переспоришь, хоть ты трижды царь будь! И отправился гонец с белым стягом в одной руке и ларцом в другой – прямым ходом к вражьему стану.
3
Как гонец скакал, кому ларец передал, что ещё там было, того Еська не ведал. Он от всей этой войны притомился так, что уснул крепким сном. И только глаза открыл, когда крышка отворилась. А это уж в покоях второй царицы было. То бишь той самой, в чьей армии Еська служил спервоначалу.
Хотел было он вылезть наружу да перстень повернуть, но услышал голос. Властный такой. «Не иначе, – думает, – как сам царь-батюшка».
– Не верю я, чтоб супостат нам дар прислал от чистого сердца. Либо же в этом ларчике яд, либо бонба замедленного действа. И я повелеваю тотчас же его на помойку отнесть да там и взорвать.
Дался им яд! Что тот про иглу отравленну толковал, что этот. Странно, как это они по сю пору друг дружку не перетравили.
Но тут уж царица упёрлась: больно ларец красивый был. Царица-то хоть и с яйца была, но таки безделушки ей по сердцу были не хуже, чем обыкновенной бабе.
Хотел царь ещё что-то сказать, но тут енерал вошёл с докладом:
– Всё для казни готово. Извольте пожаловать.
Еська ухо-то и навострил: кого там порешить сбираются? А царь-то говорит:
– Пойдём, душа моя, поглядим, как энту бунтовщицу порешат. Чтоб неповадно было супротив нашей власти и бравого войска идтить.
В Еське душа прям захолонулась. Он уж не думал ни о чём, повернул перстень, да и прыг из ларца.
– Во! – царь кричит. – Я же ж говорил, что тут шпиён прячется.
А енерал Еську увидал и пальцем в него тычет:
– На ловца, мол, и зверюга выскочил. Этот самый главный зачинщик есть. Лучший отряд мой сгубил.
– А вот мы их сейчас вместе-то и сказним! – царь говорит.
– А дозволь, твоё величие, сперва следствие провесть, – енерал говорит. – Может, у них каки сообщники есть. Вишь, как дело оборачивается: никак иного быть не могёт, чтобы каша эта не по наущенью царицы ихней замешана была.
– И то, – царь молвит. – Пущай бунтарку пред наши очи светлые приведут.
И привели Фряню. Она, как Еську увидала, ну его обнимать. Тут он и узнал, что после, как их отряд ушёл, бабы прямо к царскому двору отправились: мол, ворочайте мужиков обратно. Ясно дело, ничего у них не вышло. Всех остальных выпороли, а её как зачинщицу к смерти приговорили.
Стал царь им вопросы задавать, да всё с подковыркой, мол, знаю я, что вы за птицы таки, не открутитесь.
Ну, а Еське с Фряней чё скрывать? Они, как есть, всё сказывают. Только он в этом самый главный подвох и военную хитрость узрел.
– Всё, – говорит, – с вами ясно. Бошки поотрубать, и весь мой приговор.
– Ладно, твоё Величие, – Еська молвит. – Коли будет на то царска милость, так мы и без бошек как-либо остаться могём. Только одно дозволь ты мне сказать. Тебе ведь того не ведомо, что мы не токмо что государству твому помеху никаку не сделали, а ещё и жизнь тебе облегчили.
– Как так? Неча врать!
– А ты сперва сделай мне таку милость да отвечай, почто вы спокон веку войну ведёте?
– Дак за петуха же индейского! Без него у нас народу не останется.