Эскадрильи летят за горизонт
Шрифт:
Шла торжественная перекличка. Минутой молчания почтили память погибших товарищей, а затем разошлись по самолетам.
Во второй половине мая некоторые части из состава 8-й воздушной армии, в том числе и наш полк, передислоцировались на север. Красная Армия готовилась к решительным боям за полное изгнание с советской земли немецко-фашистских захватчиков.
На маршруте мы встретились с облачностью и весенним дождем, но, несмотря на это, местность легко просматривалась [141] с высоты, видимость была отличная. Широко расстилались зеленеющие посевы, проплывали городки, поселки, озера, во все стороны разбегались дороги, белели дымки паровозов. Вдалеке блеснули
Промежуточную остановку сделали на окраине большого города. Здесь оказался просторный аэродром, уже приведенный в порядок. О войне напоминали только изредка раздававшиеся тяжелые взрывы. Это в глухих оврагах подрывали свезенные туда немецкие бомбы, снаряды и мины...
Первым нашим аэродромом в Белоруссии стало в начале июня поле близ Шаталово. За годы оккупации противник создал на территории Белоруссии мощную оборонительную систему, насыщенную огневыми средствами, приспособленными к местности. Здесь оборонялось около миллиона гитлеровцев, оснащенных самой различной боевой техникой огромной сложности. Святая задача освобождения Белоруссии требовала от советских воинов большого напряжения духовных и физических сил.
3-й Белорусский фронт, которым командовал генерал-полковник И. Д. Черняховский, поддерживала наша, теперь уже 1-я воздушная армия, возглавляемая генерал-лейтенантом авиации Т. Т. Хрюкиным.
В период подготовки к наступлению на совещании командиров корпусов, дивизий и начальников политотделов соединений 1-й воздушной армии выступил представитель Ставки — Маршал Советского Союза А. М. Василевский. «Задача авиации, — сказал он, — сделать все, чтобы успешно помочь нашей пехоте прорвать оборонительный рубеж противника, изолировать поле боя от вражеских истребителей и бомбардировщиков, надежно прикрыть наземные войска, особенно подвижные... Удары с воздуха должны быть эффективными, действия... — дерзкими, направленными на то, чтобы искать и уничтожать врага»{2}.
Еще до начала операций наземных войск мы действовали по железным дорогам, аэродромам, укрепленным узлам обороны и по артиллерии, а также вели разведку на большую глубину. Особенно сильному бомбовому удару подвергся 21 и 22 июня укрепленный район и железнодорожная станция Богушевск. Когда в ночь на 22-е я со своим экипажем подходил к Богушевску, окрестности его были охвачены огнем. [142] На железнодорожную станцию и укрепленный район сыпались бомбы, круша подвижные составы, склады, подъездные пути. В лучах прожекторов то и дело появлялись бомбардировщики, и вокруг них мгновенно возникали багровые вспышки разрывов.
Мы тоже прошли по этой огненной тропе, точно сбросив бомбы на важные объекты. Полк работал с полным напряжением. К утру противник был так основательно засыпан бомбами и исхлестан смертельным ливнем пулеметного огня, что при нашем появлении почти не стрелял. И все же за ночь боевых действий мы недосчитались двух экипажей. Об одном уже знали — он сел на вынужденную с подбитым мотором, о другом никаких сведений пока не имели. Многие самолеты в ту ночь получили значительные повреждения. Но летчики были настроены по-боевому, все буквально рвались в бой, зная, что час расплаты с врагом был близок.
В ночь на 23 июня, а также днем мы работали в интересах наземных войск, перешедших в наступление. Командование и представитель Ставки высоко оценивали действия авиации 1-й воздушной армии, которая участвовала в прорыве вражеской обороны.
26 июня Москва салютовала освободителям Витебска, а через три дня — Бобруйска. Настроение у летчиков было приподнятым, бодрым. В те дни я и написал письмо в райвоенкомат Володарского района Киевской области с просьбой сообщить, проживает ли в настоящее время там моя семья. Тревога за близких ни на минуту не покидала меня.
Советские наземные войска начали штурм укрепленных позиций противника на подступах к Орше. Авиация громила передний край обороны фашистов, подвергала бомбардировке аэродромы Минска, Болбасово, Борисова. В конце июня немецко-фашистские захватчики были выбиты из Орши, а мы вскоре перелетели на один из аэродромов, которые бомбили всего три дня назад. И наконец 3 июля алые стяги взвились над столицей Белоруссии — Минском. Нам же снова пришлось догонять ушедшие вперед советские части и соединения. На сей раз мы приземлились юго-восточнее Минска.
На всех аэродромах, которые мы осваивали вслед за наземными войсками, на стоянках и в поле осталось много обгоревших и исправных самолетов. Нужные нам площадки и взлетные полосы занимали тракторы, прицепы, цистерны, груды бомб, мин, снарядов и различные пиротехнические средства. В коридорах нижних этажей служебных и жилых [143] зданий тоже лежали бомбы, предназначавшиеся гитлеровцами для разрушения помещений.
А над Белоруссией плыли короткие летние ночи. В этот период суток ночные истребители обеих сторон проявляли особую активность. В районе Минска советские истребители сбили около 30 немецких самолетов. Но и наши ночные бомбардировщики подвергались нападению «мессершмиттов». Мы вели глубокую воздушную разведку вплоть до Кенигсберга. Однажды, когда мой экипаж под утро возвращался на аэродром, мы были атакованы в воздухе в районе Вильнюса. Петр Трифонов и стрелок люкового пулемета точными очередями отгоняли преследователя. Так продолжалось минут пять. Но вот вражеский истребитель пошел в решительную атаку. Его пули пронеслись над кабиной и моторами нашей машины. Трифонов воспользовался этим моментом и с короткой дистанции выпустил несколько очередей. Истребитель задымил и потянул со снижением на запад...
Спустя два дня из разведки не вернулся экипаж Бориса Сиволдаева. А над нашим аэродромом в воздушном бою был подожжен учебно-тренировочный самолет, пилотируемый Иваном Скляровым, который тренировал летчика-новичка. Несмотря на серьезное ранение, Скляров сумел посадить горящую машину.
Сиволдаев повстречался с фашистскими истребителями за Минском. Три-четыре минуты длился бой, но «Бостон» получил серьезные повреждения. Летчик вынужден был посадить его на неровной лесной поляне. Штурман Волжин и стрелок-радист были ранены. Не успел летчик оказать помощь товарищам, как их окружили вооруженные люди. Это были бесстрашные белорусские партизаны. Они сообщили, что невдалеке упал подбитый фашистский истребитель.
Через несколько дней Сиволдаев в сопровождении партизанских разведчиков перешел линию фронта. Ему даже выдали документы, подтверждавшие результаты воздушного боя. А раненые штурман и стрелок-радист остались на попечении партизан...
До 13 июля мы летали в составе дивизии, полком и поодиночке в район боев под Вильнюсом. В дальнейшем помогали наземным войскам, которые форсировали Неман. Помимо этого, наш полк не прекращал наносить ощутимые удары по крупным железнодорожным станциям и аэродромам в глубоком тылу противника. Теперь мы летали на территорию Восточной Пруссии. Работа была напряженная, трудная, люди уставали. Но мы держались бодро и за короткую ночь по три-четыре раза поднимались в воздух. [144]