Эскадрильи летят за горизонт
Шрифт:
31 августа гитлеровцы попытались было эвакуировать из Таганрога морем тех, кто уцелел в боях, но подвергся массированному удару авиации, в том числе нашей дивизии. И эта затея врага провалилась.
В последний период напряженных боев наш полк потерял четыре экипажа. Несколько самолетов, получив повреждения, произвели посадку в поле. В их числе был и мой «Бостон».
Как-то жарким утром инженер эскадрильи старший техник-лейтенант М. С. Петренко предложил мне слетать на место вынужденной посадки и проверить, как движется работа по восстановлению машины. Инженер полка И. М. Орлов с разрешения командования выделил нам для этого По-2 — расстояние было немалое, около 100 километров. Орлов недавно вступил в должность и, увидев его, я снова вспомнил погибшего инженер-майора Николая Петровича Поповиченко, отличного специалиста и чудесного товарища, который прошел с полком по многим аэродромам и фронтовым дорогам в очень тяжелое время. Под его руководством технический состав умело и тщательно готовил самолеты к боевым вылетам в самых сложных условиях. За успешную, хорошо организованную работу технического состава Поповиченко был награжден несколькими орденами.
Вспомнилось и то, как незадолго до гибели Николай Петрович нагнал меня на мотоцикле, когда я шел на аэродром.
— Эй! Сидай, пидвезу! — крикнул он.
Я пристроился сзади, и мы помчались, поднимая на дороге вихри пыли.
— Поедем, хлопче, на Дон, — предложил инженер. — Нужно постирать чехлы, помыть машину да и самому искупаться.
Идея была заманчивой, но я отказался, много дел ждало меня на аэродроме.
А в полдень привезли мертвого Николая Петровича Поповиченко. Он подорвался на противотанковой мине на берегу Дона...
Мы с Петренко все же слетали на место, где я вынужден был посадить свой самолет. Вдвоем тщательно осмотрели мотор, шасси, фюзеляж, и я убедился, что машина будет готова к полетам в самое ближайшее время.
* * *
Личный состав полка занимался проверкой, ремонтом и подготовкой материальной части к предстоявшим боям. Американская [126] техника не выдерживала наших нагрузок. Приходилось менять поршни, цилиндры, кольца, подшипники моторов. Пломбы, гарантирующие их работу в течение пятисот часов, давно были сняты. Пятьдесят процентов самолетов требовали основательного ремонта. А наши наземные войска, продвигавшиеся вперед, ощущали отсутствие необходимой поддержки авиации. Надо было что-то предпринимать...
Штурман Усачев сообщил, что посыльный передал приказ о построении всего личного состава полка.
Я привел эскадрилью к командному пункту и пристроил к двум другим.
По лицам командира полка Горшунова, замполита Козявина и нашего начальника штаба подполковника Бурбелло трудно было понять, зачем нас построили. Вскоре над нашими головами затарахтел По-2. Прибыл командир 6-й гвардейской Таганрогской авиационной бомбардировочной дивизии полковник Григорий Алексеевич Чучев.
Горшунов подал команду:
— Смирно!
— Капитан Ефремов, выйти из строя! — скомандовал Чучев.
Стало как-то не по себе. Товарищи смотрели на меня с тревогой и недоумением. А Чучев извлек из планшетки телеграфную ленту и стал читать:
— «Командиру 10-го гвардейского Киевского авиационного бомбардировочного полка. За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте в борьбе с немецкими захватчиками, дающее право на получение звания Героя Советского Союза, Президиум Верховною Совета СССР Указом от 24 августа 1943 года награждает командира эскадрильи капитана Ефремова Василия Сергеевича второй медалью «Золотая Звезда» и постановляет соорудить бронзовый бюст на родине награжденного». Указ подписали товарищи Калинин и Горкин.
А далее шел такой текст: «От имени Президиума Верховного Совета СССР и от себя лично горячо поздравляю вас с этой высокой правительственной наградой.
Командующий 8-й воздушной армией генерал-лейтенант Хрюкин».
Я был потрясен услышанным. Товарищи, строй, все вокруг виделось, как в тумане. Ко мне подошли улыбающиеся Чучев, Горшунов, Козявин. Стали поздравлять, пожимать руку, раздались громкие аплодисменты. Только тогда я опомнился, [127] почувствовал, что все происходящее вокруг касается не кого-либо другого, а меня...
* * *
6 сентября 1943 года советские войска освободили один из крупных городов Донбасса — Макеевку. Содействуя наземным войскам, мы в составе небольших групп бомбили опорные узлы врага на подступах к городу. А ночью действовали по колоннам отходящих войск и по укрепленным районам на подступах к Сталино.
Сделав за сутки по четыре боевых вылета, Усачев, я, Трифонов и другие летчики валились с ног от усталости. В голове шумело, и так хотелось спать, что глаза закрывались сами собой. Но не успел я прилечь, как вызвал подполковник Горшунов.
— Мы вот посоветовались с замполитом, — ответил на мой вопросительный взгляд командир полка, — и решили чествовать тебя утром после полетов. Как смотришь?
Мне хотелось сказать, что самое лучшее сейчас было бы поспать, но не решился: ведь такое бывает не часто. Только и сказал, что хочется, чтобы присутствовал и мой боевой товарищ с первых дней войны Иван Скляров, который тогда обучал молодых летчиков полетам ночью на соседнем аэродроме.
— Тогда садись в самолет и слетай за ним.
Скляров очень удивился моему появлению. Но, выслушав, в чем дело, приказал закончить полеты и вместе со мной сел в кабину По-2.
После бокала цимлянского я крепко заснул и с величайшим наслаждением наконец отоспался...
Сокрушив оборону гитлеровцев, части и соединения 5-й ударной армии освободили важный промышленный центр Донбасса — город Сталино. 6-я и 1-я немецкие танковые армии, от которых Манштейн требовал упорной обороны Донбасса, не выдержали сокрушительных ударов советских войск и, спасаясь от полного разгрома, беспорядочно отступали на запад, бросая технику, оружие, раненых солдат. Преследуя отступающих, советские войска 22 сентября вышли к реке Молочная, где находился еще один рубеж сопротивления врага. За активную поддержку наступавших войск с воздуха личный состав полков 6-й гвардейской Таганрогской авиадивизии четырежды получал благодарности Верховного Главнокомандующего — за освобождение Таганрога, Сталино, Мариуполя, станции Волноваха...
Мы уже сменили два аэродрома и обосновались на третьем, [128] совсем недалеко от Мелитополя. Десять экипажей во главе со старшим лейтенантом Бочиным должны были вылететь за новыми машинами на Кавказ. Пока товарищи собирались в дорогу, мы с Сидоркиным, Усачевым и Панченко наставляли Петра Бочина, какие брать самолеты, как лететь обратно, что предусмотреть в первую очередь.
Бочину в начале сентября было присвоено звание Героя Советского Союза. Он успешно провел 250 боевых вылетов, отлично действовал в период разгрома донецкой группировки противника, сбил в ночных атаках несколько немецких машин, проявил незаурядную смелость, отвагу и инициативу. Об указе нам уже сообщили, но награду Петр Бочин получить не успел. Я предложил другу для придания солидности и авторитета надеть пока мою Золотую Звезду. Он согласился.