Эскадрильи летят за горизонт
Шрифт:
Аэродрома не вижу, но по расположению прожекторов догадываюсь, что он здесь. Три прожектора устремились в небо, освещая бахрому крутых седоватых туч.
— Держи прямо, — командует штурман.
Я слышу, как открылись бомболюки и сорвались с держателей две бомбы по двести пятьдесят килограммов.
— Пошли домой, — слышу Кравчука. — Нужно передать на аэродром, что летать нельзя. Совершенно не видно целей.
Позже, когда наши войска освободили Донбасс, мы узнали, что одна из тяжелых бомб, сброшенных
Ранним утром я руководил полетами, а Иван Скляров провозил летчиков на учебном самолете. Ярко светило солнце, но жары не было. С Дона по широкой степи до нас долетал влажный мягкий ветерок. А там, над Доном, курилось дрожащее марево, вереницей проплывали легкие облака, бросавшие на землю причудливые тени.
Наблюдав за посадкой очередной машины, я увидел у ближнего горизонта У-2. Он прямо с ходу произвел посадку в, покачиваясь, как утенок на тонких ножках, зарулил на заправочную линию.
Передав флажки дежурному по полетам, я направился к У-2 узнать, кто прибыл. Если начальство — нужно отрапортовать по всей форме.
Прибыл командир нашей дивизии полковник Григорий Алексеевич Чучев.
Я доложил, чем занимаемся в данный момент.
— Хорошо. Командир полка Горшунов здесь? — спросил полковник. [108]
— Да. На КП.
— Пусть кто-нибудь останется вместо тебя, а мы пойдем на командный пункт.
По дороге командир дивизии расспрашивал о боевой работе, о качествах нового самолета, о точности и эффективности ночного бомбометания.
— Мы довели точность бомбометания по видимой цели с пикирования до пятидесяти метров, — сказал Чучев.
Два полка нашей дивизии действовали на самолетах Пе-2. Они летали только днем, бомбили с пикирования в одиночку и группами. При этом точность бомбометания была исключительно высокой. Большая заслуга в этом деле принадлежала командиру дивизии. Он серьезно занимался вопросами бомбометания с пикирования, уделял внимание практическому обучению штурманов и пилотов, довел действия полков при бомбометании, можно сказать, до совершенства и заслуженно гордился этим.
— Жалко, что нельзя переучить на Пе-2 ваш полк, — задумчиво сказал Чучев. — Тремя полками мы бы еще более успешно разрушали не только мосты, переправы, корабли, но и точечные цели. Например, доты, бронированные артиллерийские точки и многое другое.
— А почему мы не можем переучиться на Пе-2? — спросил я.
— Вы-то можете, — усмехнулся комдив. — Да только никто не разрешит этого сделать. Ваш полк многоцелевой, летный состав высококвалифицированный. Попробуй заново создать такую часть. Это, пожалуй, посложнее, чем научиться бомбить с пикирования...
Выслушав доклад командира полка, Чучев предложил зайти в помещение. Подойдя к столу, он раскрыл маленькую планшетку, вытащил листок бумаги и молча протянул мне. Это была немецкая листовка на русском языке. Внизу, по сторонам текста, были отпечатаны две фотографии. Слева стояла женщина с грудным ребенком на руках, справа был портрет штурмана нашего полка.
Я внимательно прочитал текст листовки. Штурман якобы обращался к своим однополчанам с призывом сдаваться в плен в случае вынужденной посадки на территории врага.
— Фальшивка, товарищ полковник, — с возмущением сказал я. — У нас уже есть подобного рода «произведения». Экипаж, видимо, погиб, а фашисты нашли планшеты. Кое-кто носит в них фотографии родных. Наш полк немцы давно знают. Мы им здорово насолили, вот и подбрасывают время [109] от времени свои «приглашения». Нет среди нас человека, который пошел бы на поводу у врага. Каждый предпочтет смерть такому позору...
У входа в общежитие меня встретил незнакомый офицер.
— Разрешите представиться, товарищ командир?
Передо мной стоял пожилой лейтенант-пехотинец в отлично подогнанном, аккуратном обмундировании.
— Гвардии лейтенант Амосков прибыл в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы.
— Как вас зовут? — спросил я, прикидывая, на какую должность назначен новичок.
— Амосков Федор Александрович! — рука под козырек, сам — весь внимание.
Мне стало как-то не по себе от того, как тянулся этот пожилой пехотинец.
— Здравствуйте, товарищ Амосков. На какую должность вас назначили?
— Адъютантом вверенной вам эскадрильи, товарищ командир, — опять взял под козырек лейтенант.
Спустя два дня, осматривая общежития младших специалистов и командиров, я обратил внимание на идеальную чистоту. Полы были вымыты, на окнах висели занавески, столы накрыты красной материей, койки выровнены, постели аккуратно заправлены. А через неделю стал замечать, что офицеры и младшие специалисты и сами стали выглядеть куда лучше, чем прежде. Все одеты в чистое обмундирование, сапоги блестят, подворотнички ослепительные.
Раньше во время перерыва в полетах многие болтались без дела. В комнатах, где проводились занятия, было накурено. Теперь во всех помещениях было чисто и свежо. Догадываясь, что это дело рук нового адъютанта, я и сам подтянулся, чтобы поддержать его престиж и как бы утвердить этот образцовый порядок еще и собственным примером. Амосков весь отдавался службе, старался для общего дела. Он без колебаний проводил в жизнь все, что согласовывалось с необходимостью...
В конце июля мы почувствовали, что на фронте скоро разразится буря. Авиация все чаще наносила удары по местам скопления и путям переброски вражеских сил. Техники и оружейники тщательно готовили машины к предстоящим большим боям.