Эскортница
Шрифт:
— Ничего не знаю! Ничего не вижу! Ничего никому не скажу! — тараторю и хохочу. — Поздравляю, Дим! Какие новости! Я рада, что у вас наладилось.
— Ага, пока ты там дурью маешься, мы занимаемся тем, чем положено в нашей запрещенной общине: разводим детей, как кроликов.
— Нас опять запрещают?
— Да, Клюев судится. Когда ты уже диплом получишь и распустишь нас всех? Мам, да я шучу! Ну что ты так сразу близко к сердцу! Алина, когда приезжаешь? Сейчас, погоди. Выйду на улицу.
— Не знаю. У нас тут практика...
— Мамка тоже в положении, ты в курсе?
До меня доносятся звуки улицы. Щелчок зажигалки. В общине курить нельзя, но брата терпят, потому что он хорошо зарабатывает.
Дима чуть понижает голос:
— С деньгами не очень, мы на кредит еле наскребаем. Суды эти еще...
— С Виолой у тебя всё? Вы расстались?
Виола — большая любовь Димы, они поссорились, и он выбрал Женю, но связь оборвать так и не смог.
Дима молчит.
— Только не говори, что она тоже беременна!
— Да нет же! Я думал уехать. Теперь не знаю, придется оставаться с Женей.
— Блин, Димитрий, надо было думать до того, как жениться! Дурак ты!
— Еще какой. Ладно. Неважно, не бросишь уже. Давай о тебе. Говорят, сессию сдала на пятерки? Наш светлый ум. Когда приедешь-то, москвичка? Я соскучился, систер.
Вздыхаю.
— Приеду, Дим. Я тоже соскучилась. С практикой решу только. Скорее всего, придется общагу драить месяц: над первачами тут издеваются на славу! — пытаюсь пошутить.
— Кажется, я в западне, — вдруг говорит брат серьезно.
— Дима... — Я теряюсь. Мешкаю. Что тут скажешь? Ребенок. Волоски дыбом, если уж честно. Это так... грандиозно. — Не переживай, все будет хорошо. Я постараюсь помочь. Я тебя не брошу.
— Хах. Держись там сама, благородная систер. Не будь неудачницей.
— Как ты?
— Как я. Вот и папа чешет на обед. Поговоришь?
— Нет! — Получается излишне громко.
С отцом я не разговариваю больше года, и не готова пока. Он изменяет маме. Она его прощает и укрепляет брак детьми, их скоро будет девять штук. А я — не могу простить.
— Нет, я спешу. Пора делать в столице крутые столичные дела. До связи, Димка. Помни, что я тебя люблю.
— Отрывайся, грешница!
Сбрасываю вызов и сижу с телефоном некоторое время. Мужчина всегда возвращается к своей чистой женщине. Спасение души — в вере. Я молилась каждый день и верила, пока не зашла однажды к соседке. Ее собака вновь погрызла нашу обувь. Там был папа.
На следующем собрании я не молилась. Не могла. Смотрела на отца с мамой и плакала. Потом нашу церковь вновь пытались запретить, приехали мужчины в дорогих костюмах, расхаживали по территории. И отец, самый крутой человек в то время, прыгал перед ними на задних лапах. Заглядывал в глаза. Пресмыкался.
Я подошла к одному из них и осмелилась заговорить. Спросила прямо, выгонят ли нас на улицу.
Мужчина не стал смеяться. Посмотрел в глаза и произнес:
— Девочка, хочешь совет? Тебе нужно бежать отсюда бегом.
— Как? — спросила я.
— Учись. Получи диплом и приходи ко мне.
Я пришла к нему спустя пять лет, правда без диплома. Секретарь позвонила и сказала, что меня возьмут на практику. Возможно, Осадчий запомнил мою фамилию.
Следующие две недели пролетают в каком-то безумном труде, поиске решения и пути к смирению. Я так сильно нервничаю, что перестаю спать. Часто ночую у Наиры. Мама будто чувствует метания: звонит почти каждый день, чтобы поговорить о чистоте и нравственности. О том, как женщину красит материнство. Я испытываю вину, что не помогаю ей дома, вместо этого торчу здесь.
А потом случается нечто, что надламывает внутренний стержень. Я смутно помню те дни и пока не могу четко сформулировать, как так вышло. Не могу разложить чувства по полочкам. Они смешались, как мелкие крупы. Какие-то там сорта манки. Это часами нужно сидеть, разбирать крупинку к крупинке. Я просто прикрываю их платком. Объясню позже.
Времени нет.
Прямо сейчас я стою в чужом гостиничном номере. Это просторные красивые апартаменты, в которых живет мужчина. Один.
Я воспользовалась мужским дезодорантам и не душилась духами, потому что от моего спутника после встречи не должно пахнуть женщиной. Это важное правило. Я не должна оставить следов своего постыдного пребывания.
Потряхивает от количества выпитого кофе.
На мне черное облегающее платье и шпильки. Вокруг талии обмотан шикарный красный бант. Я слегка... посмешище. Но именно в этот момент становится плевать.
Наира сказала, что я могу уйти в любую секунду. Адель попросила не подвести.
Сердце тарабанит. Вполне вероятно, что до интима сегодня не дойдет. Так часто происходит. Я уже была на одной встрече.
В комнате темно.
Вдруг замок щелкает. В полной тишине выходит оглушающе.
Я расторопно забираюсь в картонную розовую коробку и присаживаюсь на корточки, как было велено. Когда включается свет, встаю в полный рост и улыбаюсь.
— С днем рождения! — Хлопаю в ладоши. За моей спиной должны лететь гелиевые шарики.
Хлопаю одна. Почти секунд десять. Никто не прерывает, но и не поддерживает.
Наконец, я решаюсь на первый сегодняшний подвиг — поднимаю глаза.
Передо мной мужчина. Абсолютно незнакомый. Если бы моя история жила в сериале, то в номер бы зашел непременно одноклассник или одногруппник. Влюбленный до беспамятства друг детства. Он бы узнал меня и спас. Не позволил наделать глупостей.
Но нет. Правда жизни другая.
На мне пошлый красный бант, я — подарок. В номере взрослый мужчина. За тридцать. В черном костюме.
Непонятно, симпатичный или нет, пока не соображаю в этом ключе. В голове бомбит: «Чужой!»
Он определенно высокий. Крепкий. Оценивает меня заинтересованным хмурым взглядом с головы до ног. И обратно.
Я вновь хлопаю. Делаю поворот вокруг своей оси. Мужчина склоняет голову чуть набок. И выдает низко, грубовато:
— Ни х*я себе.
По тону понимаю всё. Сегодня у меня будет секс. С этим человеком. Так, как он захочет.