«Если», 1996 № 04
Шрифт:
— Я тоже, господин. Но я приносил тебе обычную клятву, как ленник сюзерену. А теперь нас объединили могучие силы, и я хочу поклясться в верности моему королю не как обыкновенный оруженосец, а как дерини.
Послышался ропот, Найджел с тревогой посмотрел на своего брата. Но ни король, ни стоящий перед ним на коленях оруженосец никого не замечали. Короткая пауза, вымученная улыбка… Затем Брион взял ладони мальчика в свои, покрытые пятнами крови, и впервые за без малого два столетия дерини поклялся в верности королю-человеку.
— Я, Аларик Энтони, лорд Морган, приношу тебе клятву верности и вверяю тебе свою жизнь и душу. Клянусь верой и правдой служить тебе всеми силами, покуда не пресечется
Брион сглотнул, глаза его не отрывались от глаз Аларика.
— А я присягаю на верность тебе, Аларик Энтони, лорд Морган, и клянусь оберегать и защищать тебя и любого, кто зависит от тебя, всеми силами, покуда не пресечется мое дыхание. Клянусь моей жизнью, моим троном и моей честью воина. Так говорит Брион Донал Цинхил Уриен Халдейн, король Гвинедда и друг Аларика Моргана.
С последними словами Брион улыбнулся и крепче сжал своими ладонями ладони Аларика, затем отпустил их, повернулся к Найджелу и взял у принца свой меч.
— Надеюсь, ты не будешь возражать против крови, — сказал он, выставляя перед собой окровавленный клинок, — ибо эта кровь, которую я пролил, дает мне право на то, что я собираюсь сделать.
Король опустил меч плашмя на правое плечо юноши.
— Аларик Энтони Морган, — меч поднялся и опустился на другое плечо, — сим объявляю тебя герцогом Корвина, по праву твоей матери. — Клинок коснулся макушки Аларика. — Этот титул останется за тобой на всю жизнь и перейдет к твоим потомкам, и сохранится за ними, пока не исчезнет род Морганов. Так говорю я, Брион, король Гвинедда. Поднимись, герцог Аларик.
Владимир Тихомиров
НА ЗАРЕ ВРЕМЕН
Тема языческого богоборчества, присутствующая в сюжете рассказа, уходит своими корнями в древние мифы. Как и в сказаниях, песнях, легендах, для автора не имеет решающего значения вопрос, кто скрывается под личиной могущественного существа: великий маг, языческий бог или просто обманщик. Важны лишь ответ и выбор.
Вот в этом нам и поможет разобраться автор известных переводов древнеанглийской поэзии, «Беовульфа», «Старшей Эдды» и других памятников мировой литературы.
Человек — существо увлекающееся и нетерпеливое. На него не угодишь. То ему жарко, то холодно, то дождь не ко времени, то ветер не попутный.
Поворчать на погоду — изначально любимое нами занятие. Глядя на небо, мы ругаем правительство, цивилизацию, в лучшем случае, самих себя и экологический кризис!
Точно так же наш пращур, язычник, поругивал богов: он ворчал на них по-домашнему, по-свойски. А мог, между прочим, и рассердиться: лишить жертвы, кинуть под порог или высечь. Не подумайте, что подобной экзекуции подвергались не боги, но только их изображения, идолы или «места обитания» — камни, деревья, реки (так, по преданию, царь Ксеркс приказал бичевать Геллеспонтский пролив). Для верующего пращура это были не местоблюстители, не мальчики для битья, не предметы для поклонения — это были сами боги, их воплощения.
Еще раньше, при пращурах наших пращуров, все было проще и ближе: вот река — она божество, вот дерево — оно дух, гроза — бог, ветер — бог. А вот бежит олень — мой «тотем», дух родоначальника моего рода-племени, и он — «табу». А вон летит утка — не мой тотем, а значит, хороший обед. Но прежде попрошу-ка у нее на всякий случай прощения.
Эта ранняя заря, на которой человек уже обрел свое сознание, но еще не вполне отделил себя от природного мира, — заря богоискательства была временем непрестанного и неизбежного борения с богами и духами. А как иначе? Прожитый день вспоминался первобытному охотнику как череда встреч: с утра его встретил дух-туман и помогал ему, сделав его невидимым, однако потом привел его к богине-топи, которая чавкает, как свинья, и хватает за ноги (но я ее победил!) и еще бог-быстрина у перекатов (и его я одолел, а он дал мне большую рыбу), но хуже всех комариный бог!..
Первобытные божества злы или добры, темны или светлы, смотря по обстоятельствам, и живут не отдельной от человека жизнью. Человек им родня по происхождению, а по смерти причисляется к Предкам, духам Отцов. И борение с богами идет как бы на равных. Большая часть сюжетов о единоборстве человека с богом, духом, чудищем или чародеем коренится в этом древнейшем пласте родовой памяти. Они же хорошо нам известны с детства по сказкам; современные фэнтези того же корня.
И первобытных мифах о сотворении смертный человек («культурный герой», о котором у нас пойдет речь) принимает участие в сотворении или, скорее, устроении мира. К примеру, полинезийский Мауи, смертный, рожденный смертной матерью, воспитанный богами, вернувшись к родителям, раздвигает Небо и Землю, которые лежат друг на друге так плотно, что между ними может расти только крапива, устанавливает смену дня и ночи, вылавливает в океане острова и, совершив множество подвигов на пользу людям, погибает, пытаясь уничтожить смерть!
Вот первый пример истинного богоборчества — попытка смертного уничтожить божество, мечта обреченного. Варианты этого древнейшего сюжета встречаются во множестве сказок и легенд. Однако, как всякая мечта, сюжет не соответствовал описанию реального мира (а ведь мифология и есть описание реальности) и поэтому, очевидно, всегда относился к области сказки или, в лучшем случае, отвечал на вопрос, почему смерть присутствует в мире.
Вообще же, в системе первобытных отношений с миром идее богоборчества, т. е. низвержения богов, трудно найти место. Чтобы такая идея появилась, слишком многое должно было измениться в самом человеке и вокруг него.
Прежде должна была появиться и осуществиться на практике идея власти и ее иерархии. А для этого человеку надо было сознать свою «культурность», отдаленность от природного мира и, хотя бы отчасти, свою личную самость, отдаленность от общины.
Во-вторых — боги: на смену старым приходили новые, или новые имена их Человек передвигался по земле, встречая на пути не известных ему богов и неведомые языки. Язычество, многобожие, по определению, веротерпимо: где уже много имен, там мажет быть еще больше. Боги мест прибавлялись к прежним, имена стихий наслаивались, но мало что было забыто. (Имя — вещь упрямая: исчезают народы и языки, а имена остаются. Кто помнит, что русское «бог» родственно имени древнеиндийского бога Бхага, что означает «счастье»?)
Борьба имен за верховенство в божественной иерархии, происходя в сознании человека, принявшего идею власти, породила богоборческий миф. Ведь имя не может исчезнуть, иерархия не может быть бесконечна, иначе все вернется к первобытному хаосу безвластия. И вот безликий, зияющий Хаос греческой мифологии изгнан Ураном-Небом; Уран породил титанов, среди них и великий Кронос-Время; он побеждает отца, оскопив его, но в свою очередь низвергнут в Тартар сыном, богом Зевсом; однако и Зевсу предсказано то же… И при этом никто не забыт! Каждому найдено свое место: кому в бездне подземной, кому на светлом Олимпе.