«Если», 2003 № 02
Шрифт:
— Пошел к черту.
— Открой мне программу «Экстракция».
— Открываю.
Вот и она. Бесконечные нули-единицы выстраиваются в ряд понятий, доступных моему восприятию. Сырье. Это уже понятно. Остаток ресурса на момент экстракции. Это я тоже успел усвоить. А дальше? Извлечение остаточного ресурса используемого объекта путем воздействия на седьмую чакру микрозавихрениями ХТ-2… ну-ну… создание хроновакуума, куда устремляется ХТ-1, которым располагает субъект… Перекачка в накопители ХТ-1, далее — использование по потребности…
Может быть, пока и этого хватит. Смысл всего происходящего вроде бы высветился, пусть и в самых общих чертах. У них все основано на использовании противоположно направленных времепотоков; но сейчас своенравная аномалия грозит оставить их без ХТ-1. А это значит, что они не только лишатся возможности развиваться с невиданным ускорением и не только лишатся энергии, в которую преобразуют время, но того и гляди двинутся вспять, по течению ХТ-2, сперва медленно, потом — из-за ослабления мощности потока ХТ-1 — с нарастающим ускорением. В результате они в лучшем случае окажутся там, где начинали. Конец всем планам и мечтам… Так что ничего удивительного в том, что они пытаются пустить в ход все резервы ХТ-1, какие только могут найти. Обладай эта планета собственной жизнью, можно было бы использовать тот ресурс времени, что содержится в каждом живом существе — во всякой былинке, живой клетке… Но Улар до их появления был безжизненным миром, так что единственный их резерв — люди. Поэтому они и становятся сырьем. Однако выход ли это?
— Гек! Если развитие пойдет в том же направлении, энергии будет все меньше, потому что аномалия сокращает поток времени ХТ-1. Каким будет результат?
Он ответил без запинки — наверное, все было просчитано раньше:
— Сохранение ХТ-2 в накопителях требует очень большой энергии для поддержания изолирующего поля. Везде: от XT-костюма до промышленных преобразователей. На это уходит четыре пятых всего количества энергии. Но как только ее производство опустится ниже критического уровня, весь запас XT-2 вырвется наружу…
— И тогда?
— Несколько версий. Взрыв, пролом пространства, отскок в прошлое на миллиард лет…
— Достаточно.
И в самом деле: вполне хватит любого из способов.
— А много ли осталось до критического уровня?
И снова ответ сразу, словно реплика из заученного диалога:
— По внешнему времени — тридцать один час.
— Всего?!
На этот мой вопль ответа не последовало. Гек не был эмоциональным.
— Что делается, чтобы предотвратить такой исход?
— Мобилизуется все сырье. Это может спасти, если аномалия остановится на теперешнем уровне. Но мои прогнозы этого не подтверждают.
— Покажи ситуацию на космодроме и ближних орбитах!
Я просмотрел эту ситуацию. Оценил. Так. Что остается? С криком «Ура!» — вперед…
Канал связи с Вратарем? Есть. Текст для него:
— Вратарь! Через супермозг Службы по известному коду: «Тревога Анни! Гибнет мир Улар! Весь торговый и свободный военный тоннаж для срочной эвакуации… миллиона человек». Подпись Иваноса.
— Выполняю! — Вратарь по-прежнему невозмутим.
Можно перевести дыхание. И действовать дальше.
— Гек! Установи «связь.
Пат Пахтор испытывал некоторое волнение. Время развода на работы уже наступило и миновало; по нормальному ходу событий, их — четвертую монтажную группу — уже минут пятнадцать как вели бы на новый объект; но сегодня десятники не торопились отдавать привычные распоряжения, стояли поодаль кучкой в некоторой растерянности.
Но, пожалуй, такая задержка даже к лучшему. Последние минуты он вдруг стал чувствовать себя как-то не так. Словно сознание стало немного мутнеть — урывками, но все равно неприятно. Потому что в таком состоянии нельзя выходить на работу. Так что сейчас задержка была очень кстати. Зато некстати было то, что десятники, словно получив какие-то указания, разошлись наконец по своим группам. И, как назло, именно сейчас его залихорадило по-настоящему. Так что Пат, покачнувшись, даже взмахнул руками, пытаясь удержаться на ногах.
— Пахтор, ты чего?..
Черт, как медленно думалось, с каким трудом, со скрипом повиновалось тело. Да, это тебе не наносекунды атомтронной схемы, это плоть. Надо привыкать. Похоже, я успел в самый последний миг…
— Да ничего, десятник. Оступился. А что это мы сегодня так загораем? Кто резину тянет?
Так должен был спросить Пат Пахтор; так и спросил. Хотя все «что» и «почему» были мне известны куда лучше, чем десятнику, инженеру, да и начальству повыше.
— Пора такая пришла: все дела переделали.
— Такого не бывает. Вон, смотри: одна бригада уже собралась в дорогу.
— Ну, у них работа другая. Им еще дел хватает. А нам дана команда сдавать костюмы. Значит, сегодня уже точно работы не будет.
— Ладно. Тогда я пошел сдавать?
— Вали. А после этого вернись сюда. Все вернутся.
— Зачем?
— Так приказали.
Я знал, кто приказал и зачем. Знал и то, почему в сторонке, но недалеко от площадки, где всегда шел развод по работам, расположились охранники — не двое, как обычно, а человек двадцать.
— Вернусь, — пообещал я. Повернулся и неторопливо зашагал сдавать костюм, лавируя между кучками таких же, как Пат Пахтор, недоумевающих людей.
Спешить мне было некуда, тем более, что у входа уже накопилась очередь. Поэтому если я приму левее и пройду рядом с той командой, что костюмов не сдает и собирается уже садиться в длинный скользун, который и доставит их на место, мои маневры внимания не привлекут, подозрений не вызовут…
Я замедлил шаг. Потому что в группе было семнадцать монтарей, и за то время, что я обходил их по кривой, надо было на скорую руку пошарить в голове каждого из них — чтобы найти слабейшего. Народ простой, но из разных миров, а к защите сознания везде относятся по-разному: в одних мирах об этом вообще ничего не знают, в других это роскошь для немногих, зато в третьих, что побогаче и поразвитее, защитой пользуется большинство населения. Мне нужен был человек совершенно раскрытый, потому что практики у меня некоторое время, по известным причинам, не было — а тут, как и в любом искусстве, нужно постоянное упражнение.
Среди первых десяти я так и не смог никого выбрать. У трех защита напрочь отсутствовала, но сознание было заторможено до такой степени, что просто не воспринимало серьезного воздействия. По ним можно было разгуливать вдоль и поперек часами — и без всякого толку. Счастливые люди, подумал я. Им легко живется. Но если не найдется ничего лучшего…
К счастью, нашлось. Он был одиннадцатым.
И дело было не только в том, что у него не стояло ни одного блочка. Еще важнее — нервная система у него оказалась подвижной, и это делало его весьма внушаемым.