«Если», 2004 № 10
Шрифт:
Наконец где-то в доме часы пробили десять. Пора и одеваться. Мэгги принялась рыться в ящиках длинного и низкого комода, стоявшего в той спальне, где она проснулась, и нашла одежду, показавшуюся ей детской: яркие вязаные свитера и синие рабочие брюки. Наверное, мужские, подумала она. Однако на воротнике одной из рубашек остался ярлычок с размером М 10–12… женским размером. Она надела рубашку, а потом сообразила, что если она взрослая, то должна носить лифчик. Мэгги нашла его в другом ящике того же комода, сложенным рядом со штанишками так, как это делала мама, укладывая вещи в шкаф. Надев белье, она почувствовала себя удобнее и в верхней одежде, которая оказалась ей впору.
«Надо было поговорить с этим мужчиной, — подумала Мэгги, застилая постель. — Возможно, он не стал бы смеяться надо мной. Надо было сказать ему о том, что здесь что-то не так. Ведь теперь я не знаю, что мне делать».
Она вышла в холл и увидела на другом его конце арку. Войдя в нее, Мэгги оказалась в столовой.
В ванной, умываясь, Мэгги старалась глядеть только на руки. Но теперь она осмелилась взглянуть в зеркало. В нем отражалась верхняя часть окна, сквозь жалюзи и синие занавески просвечивали зеленые листья. Набрав воздуха в грудь, она пересекла комнату и посмотрела на свое отражение.
Лицо оказалось ее собственным, но все-таки не совсем. Такие же глаза, только чуть покрасневшие, более четкие черты лица. Коротко остриженные темные волосы, но седины в них даже больше, чем было у мамы, и бородавка на щеке как будто подросла, к тому же теперь из нее торчали два волоска.
Будь она старше, чем когда отправилась спать в ту давнюю ночь, Мэгги заплакала бы, однако она еще толком не понимала, что означает старость и каким образом следует ее воспринимать. Ведь по сути своей она еще оставалась восьмилетней девочкой, наделенной излишним для нее количеством любопытства, чем нередко корил ее дедуся. Поэтому, нахмурившись собственному угрюмому лицу в зеркале, она приняла внешность как факт и отправилась на поиски съестного.
Кухню эту когда-то расширили: они заметила оштукатуренную балку, отмечавшую прежнее положение стены и делившую потолок пополам. Стоявшая на столе штуковина наверняка была той самой микроволновой печью, о которой повествовала реклама в газете. Мэгги внимательно осмотрела ручки, которые ничего не сказали ей о тех функциях, которые должна выполнять эта вещь. Мэгги решила не трогать ее. Большой прямоугольный шкаф явно был рефрижератором. И его можно было без всяких опасений открыть.
Внутри она обнаружила яйца, — однако ветчины не было, — масло, молоко и несколько груш. Порывшись в ящиках и шкафах, она наконец обнаружила сковородку. С плитой пришлось повозиться подольше. Газ был погашен, и она не видела нигде ни одного коробка спичек. Но когда Мэгги повернула ручку не в ту сторону, чтобы выключить газ, плита фыркнула и конфорка зажглась. Она приготовила себе на завтрак несколько яиц. Ей было несколько неловко есть в чужом доме, не спросив на это разрешения… впрочем, напомнила она себе за мытьем посуды, дом отчасти принадлежал и ей самой, иначе она не проснулась бы в этой постели и незнакомый мужчина удивился бы, обнаружив ее здесь.
Что же теперь делать?
Надо записать приснившийся вчера сон, решила она. В этом сне она увидела нечто особенно важное для себя, о чем не следовало бы забыть.
В гостиной располагался небольшой альков, где стоял невысокий столик, совсем такой же, как у ее тети Сьюзен… нет, этот стол, конечно, никогда не принадлежал тете Сьюзен! По неведомой для нее причине мысль эта показалась Мэгги совершенно возмутительной. Заставив себя встряхнуться, она открыла крышку, чтобы найти бумагу и что-нибудь, чем можно писать. Под самыми гнездами находилась стопка линованных листов — именно таких, какие были нужны ей. Вещица, внешне похожая на авторучку, заканчивалась странным острием, однако оно писало, поэтому Мэгги села и принялась за письмо:
Прошлой ночью мне приснился странный сон. О той леди, которая проводила все эти тесты. Но сперва надо написать о самих тестах. Моя новая учительница, мисс Кобл, рекомендовала мне пройти их. Тесты эти придуманы в Институте исследования человеческого интеллекта в городе Нью-Йорке. Я сказала, что я еще не человек, а ребенок, но мисс Кобл ответила, что все в порядке и тесты предназначены не для одних взрослых, а для всех. Поэтому в школу пришла мисс Бреннан и провела со мной эти испытания. Мне пришлось спуститься в кафетерий (он пустовал, потому что есть было еще рано). У мисс Бреннан нашлась для меня уйма вопросов, и все они были забавными, но чуточку глуповатыми, ну, приходилось повторять за ней числа, решать задачки, которые сумел бы решить всякий дурак, и запоминать длинный-длинный-длинный перечень слов. Я должна была сказать ей, что все они означают. Она на каждом моем слове удивленно поднимала брови и казалась очень глупой, но я постаралась не смеяться. А потом настало время ланча, однако я еще не освободилась.
После завтрака мисс Бреннан первым делом попросила меня нарисовать человечка. Она сказала, чтобы я постаралась, и я так и поступила. Она вся извелась, дожидаясь, пока я закончу, но ведь когда ты вырисовываешь рукав на согнутой руке, нужно потратить много времени, чтобы изобразить всю мелкую сетку складок. Еще она сказала, чтобы я не выписывала во всех подробностях дырочки, складывающиеся в узор на ботинках моего
Это было в понедельник. Во вторник я выполняла другие тесты, а вчера она пришла и сказала, что я так хорошо поработала над всеми ними, что она решила провести еще один. Теперь речь пошла о том, что я думаю об окружающем мире. О Гитлере, о Хирохито и Муссолини, но я сказала ей, что теперь, после того, как мы заняли Цецилию, Муссолини долго не продержится.
Тут Мэгги остановилась. Цецилия, как женское имя, бесспорно, не смотрелась в строке. Чуть подумав, она зачеркнула слово и написала — Сицилия, одобрительно кивнула самой себе и уже с легкой душой продолжила свое письмо.
Потом мисс Бреннан стала расспрашивать меня обо всем, о чем я когда-либо думала. Наконец она достала небольшой фонарик и велела мне смотреть на его свет, пока не захочется спать. Я спросила, не новый ли это тест, она сказала мне — да, самый важный из всех, поэтому, как сказала мне мама, я не Шала сопротивляться и уснула.
Теперь о самом сне. (Это случилось не в школе, потому что мисс Бреннан разбудила меня до того, как мне успело что-то присниться.) Похоже было, что я уснула на время и вдруг проснулась, потому что открылась дверь моей комнаты. Свет в коридоре не горел, значит, это была не мама: она всегда включает ночник. Но мне казалось, что кто-то стоит в дверях и смотрит на меня.
Я не стала вставать. И не спросила, кто там, потому что думала, что сплю, а разговаривать во сне не имеет смысла. Однако скоро кто-то подошел к моей постели и присел на нее.
— Ты не спишь, Маргарет? — спросила она.
— Не сплю, — ответила я.
— О, это хорошо. Я мисс Бреннан. Надеюсь, ты меня не забыла?
— Конечно, не забыла, — согласилась я. Я не сказала, каким глупым был этот вопрос, потому что это было бы невежливо, однако он был просто дурацким. Как я могу забыть ее за один вечер, после того как мы с ней друг против друга просидели в кафетерии три дня кряду?
— Я просмотрела твои тесты, — сообщила она. — Ты выполнила их очень хорошо. Лучше, чем кто-либо до тебя.
— Ого, — сказала я. Мне было приятно. Люблю тесты.
— А теперь мне бы хотелось попросить тебя сделать одну небольшую вещь. Дело в том, что ее может сделать только такая умная-умная восьмилетняя девочка, как ты. Поэтому я и прошу об этом тебя. — Она замолчала, пока я не пробормотала: «Мм-гмм». Тогда она сказала: — Редьки едки. — Я естественным образом отозвалась: «Так ведь, детки». — Очень хорошо, Маргарет. Теперь слушай меня внимательно. Я хочу, чтобы ты пошла со мной — это ненадолго, — и мы сделаем то, чего я хочу от тебя. Мы управимся быстро.
Поэтому я выбралась из постели, мисс Бреннан взяла мой купальный халат и шлепанцы, и мы спустились по лестнице и вышли из дома так тихо, что никого не разбудили. Перед домом нас ждал крытый грузовичок. Я сказала, что, прежде чем уйти из дома, должна предупредить маму, поэтому мисс Бреннан позволила мне написать записку, сама отнесла ее в дом и оставила на кухонном столе, пока я ждала ее у грузовика. Потом мы забрались в кузов. Там было много всяких странностей, то есть приборов, похожих на радио дяди Джорджа, только я не могла заметить среди них ничего знакомого — ни наушников, ни катушек, ни радиоламп. Тогда мисс Бреннан сказала:
— А теперь, Маргарет, я хочу ненадолго позаимствовать твое тело. Тебе не будет больно. — И она надела мне на голову небольшую металлическую шапочку, из которой торчали всякие проводки. Они уткнулись мне в голову, но больно не было — как она и сказала. А потом я уснула.
Проснулась я сегодня утром, но это было совсем не следующее утро. Она говорила, что ненадолго, однако сейчас 1990 год, а был 1943-й, а значит, прошло 47 лет. По-моему, это не честно.
Мэгги моргнула. Две слезинки выкатились на ее щеки и скользнули вниз. Она стерла их тыльной стороной ладони, надела колпачок на ручку, которую вернула в тот самый ящик, где и нашла ее, после чего поместила исписанный листок в центральный ящик стола.
Возможно, это снова сон, однако Мэгги так не думала. А еще она начинала понимать, что и ночная встреча с мисс Бреннан — то есть середина ее — сном тоже не была.
Оставшуюся часть утра и начало дня Мэгги посвятила обследованию дома. Иногда какой-то предмет рождал некий намек на воспоминание, которое нужно было еще призвать, однако оно так и не приходило. Неужели она провела в полузабытьи большую часть собственной жизни? Но как в таком случае могло получиться, что она помнит себя только до начала занятий в третьем классе и ничего не знает о себе потом?
В самых недрах глубокого шкафа Мэгги обнаружила несколько прекрасно знакомых ей вещей: книжку репродукций знаменитых картин — в изношенном переплете и с пожелтевшими страницами, хотя помнила ее новой и свежей; свою лучшую куклу, носившую имя Саллиджейн; причудливый цветочный горшок, в котором в гостиной ее бабушки обыкновенно росла аспидистра, и портрет прадеда, который только вчера висел внизу лестницы в ее собственном доме. Саллиджейн оказалась в совершенно запущенном состоянии. Мэгги осторожно обняла куклу и понесла ее в ванную — чтобы умыть и причесать растрепанные волосы.