«Если», 2005 № 01
Шрифт:
Подняв ружье к плечу, Олег повернулся и все-таки последовал за гостями на улицу. Перед домом мэра собралась небольшая толпа, в которой, к удивлению Питера, не было ни одного мужчины — только женщины среднего возраста и дети, старшему из которых вряд ли было больше трех. Дети держались за материнские подолы, сосали пальцы, а женщины переговаривались друг с другом и, хотя наверняка пришли сюда с определенной целью, о которой нетрудно было догадаться, на вышедших из дома Ингу с Питером не обращали внимания.
— Собака, — сказала Инга. — Веди нас туда,
Олег пошел по улице в сторону реки, на душе у него заметно полегчало, он начал насвистывать какую-то мелодию. Инга взяла его за руку, не ту, конечно, в которой Олег держал ружье, и Питера опять кольнуло неприятное ощущение, которому он не мог найти названия. Он пошел следом и оглянулся посмотреть, что станут делать женщины. Естественно, кто-то бросил жребий, монетка (похоже, золотая — как она сверкнула на солнце!) упала в траву, и, подобрав ее, женщины стали спокойно расходиться, будто им теперь все стало неинтересно.
Питер догнал Ингу и услышал, как она говорила Олегу, чуть ли не повиснув у него на руке:
— Послушай, нам очень нужна эта собака, вам она не нужна, а нам очень, нам она просто необходима…
— Инга! — позвал Питер, девушка говорила совсем не то что нужно, она могла запутать Олега так, что тот выпадет из реальности. Такие случаи бывали: две недели назад в одном из поселков, где Питер останавливался на ночлег, это произошло с молодым парнем, попавшим в совершенно безнадежную ситуацию выбора из нескольких равновероятных позиций. Парень определенно сошел с ума.
— Инга, пожалуйста!
Девушка оглянулась, и взгляд ее был таким призывным, таким эротическим, таким откровенно бесстыдным, что Питер едва не упал, будто опять споткнулся о проволоку.
«Это она мне? — подумал он. — Или Олегу? Неужели Олегу?»
Так он и плелся за Ингой, продолжавшей виснуть на Олеге, и неожиданно обнаружил, что ружье висит уже не на плече конвоира, а на шее девушки; когда произошло это перемещение, Питер не заметил.
Из хибары, к которой они подошли, послышался собачий лай, и навстречу им выбежала белая дворняга, каких множество в любой деревне. Ничего особенного, пес как пес, и лаял он, скорее, по обязанности.
Следом за псом вышла седая женщина, ростом она была Олегу ниже плеча, волосы коротко стрижены, а платье когда-то, похоже, именовалось вечерним, но сейчас было настолько потрепанным и залатанным в десятке мест, что назвать эту хламиду платьем Питер мог лишь при большом воображении.
Женщина молча следила, как пес бегал кругами и заливался лаем — впрочем, лай становился все тише и заунывнее, а через минуту и вовсе смолк. Пес уселся на задние лапы и застыл.
— Фасси, — сказал Олег, — его имя Фасси.
— Лиза, — представилась женщина, — мое имя Лиза.
— Питер. А это Инга. Очень приятно. Вы не…
— Нам нужна эта собака, — сказала Инга, прерывая Питера. — Нам она очень нужна. Потом мы ее вернем.
Лиза слушала сначала хмуро, затем на лице ее появилось выражение радости, которое все усиливалось и перешло в восторг.
— Да, — согласилась Лиза. — Да. Фасси пойдет с вами.
— Фасси, — ласково сказала Инга и поманила пса ладонью. — С нами. Ты понял? — И, обернувшись к Питеру, добавила: — А ты-то чего молчишь? Зови его, он пойдет.
— Фасси, — сказал Питер. — Покажи нам вход в Долину.
— Думаешь, он понимает? — усмехнулась Инга. — Надо объяснить ему, чего мы хотим.
Пес встал и пошел прочь, подняв хвост и опустив нос к земле.
— Надо будет его покормить, — деловито сказала Инга.
Ружье она положила на землю перед Олегом, взяла за руку Питера, отчего по его телу прошла горячая волна неизвестной ему прежде энергии, и потянула за собой. Питер пошел, не оглядываясь: почему-то он знал, что, пока они не скроются из виду, Олег и не подумает поднимать оружие.
Фасси бежал все быстрее, они шли по лугу, поросшему довольно высокой травой, в которой собаку и видно не было, торчал только высоко поднятый хвост.
Странное ощущение охватывало Питера по мере того, как они удалялись от Баимова — будто он погружался в глубокий водоем, сначала по щиколотку, потом по колено, по грудь, идти становилось труднее, надо было разгребать перед собой воздух. Питер хотел рассказать о своих ощущениях Инге, но девушка шла впереди, и он не мог ее догнать, а Фасси был вообще, казалось, на пределе видимости.
Питер остановился, чтобы перевести дух, огляделся по сторонам, стараясь запомнить, в каком направлении возвращаться, и понял, что стоит в центре огромной чаши, края которой были горами, луг — дном, а небо — невероятно высокой крышкой, твердой и притягивавшей все испарения. И не только испарения, но и все звуки, и не только звуки, но и мысли тоже, потому что каждая мысль сразу будто просачивалась из головы по каким-то порам в черепной коробке и устремлялась в небо, вверх, все выше. Питеру даже показалось, что он видит эти свои мысли: они висели редкими облачками около яркого, но почему-то совершенно не слепившего глаза и не жаркого солнца, стоявшего высоко и, похоже, прекратившего свое движение по небу.
Чей-то голос позвал Питера, и он пошел вперед. Тяжелый, но чистый воздух доходил ему уже до шеи, а потом поднялся выше. Питер утонул в нем, и все дальнейшее, казалось, происходило не с ним, а лишь с его сознанием, все запоминавшим, но ни во что не способным вмешаться.
Посреди луга трава оказалась скошенной. В траве стояла странная дверь — обычная коричневая дверь с медной ручкой в форме головы льва. Не было видно ни собаки, ни Инги, и сознание, оставшееся от Питера, знало, что они уже там, за дверью, и ему тоже нужно попасть за эту плоскость, которую дверь всего лишь обозначала.