«Если», 2009 № 02
Шрифт:
— И ты молчишь?!.. — в один голос восклицают Алиса и Квинта.
А Мальвина со всей строгостью вопрошает:
— Альберт, в чем дело?
Аля она называет исключительно полным именем.
Мне тоже становится не по себе. Еще один гремлин! В конце концов, к чему мы придем? И вместе с тем, несмотря на напряженность момента, я с радостью отмечаю, как сильно подросла у нас мимика. У Алисы глаза темнеют, словно перед грозой. У Мальвины, напротив, светлеют, наполненные тревогой. А про Квинту, сидящую рядом со мной, и говорить нечего. Губы ее растягиваются в бледную испуганную улыбку.
Нет-нет, мы все-таки существуем. Мы чем дальше, тем больше становимся не виртуальными куклами, а людьми. Этот мир нас безоговорочно принимает. Мы уже не играем, мы здесь живем так же, как на Земле.
Аль между тем спокойным голосом сообщает, что нынешняя ситуация отрабатывается уже третий день. Выдвинуто несколько интересных гипотез. Если их упростить, выглядит это примерно так. Во-первых, гремлины — это артефакты, порождаемые исходным несовершенством программы, говоря проще — глюки, информационные призраки, вспыхивающие и распадающиеся сами собой. В этом случае они опасности не представляют, относиться к ним надо, как к пыли, то есть просто время от времени удалять. Во-вторых, гремлины — это активные вирусы. Инфильтрация, как можно предположить, происходит из внешней сети, за последние месяцы мы стали там весьма популярны: одних только запросов на визы каждый день приходит несколько сот. Ну, а идиотов в сети, конечно, хватает. Кто-нибудь мог свинтить этот вирус, необязательно, кстати, специально для нас, прицепить его, запустить через туристический трафик, чтобы похихикать потом, наблюдая, как мы сходим с ума… И наконец, третье, на мой взгляд, самое неприятное. Из пятидесяти гномов, которые имелись в наличии, идентификационный регистр фиксирует сейчас всего сорок пять. Еще пять гномов либо распались…
— Либо они превратились в гремлинов, — со смешком завершает Алиса.
— Пожалуй, и так…
Квинта вздрагивает.
— Ой!.. — говорит она. — А вы помните, как они сгрудились у Коккера на площадке? Как они смотрели на нас? Как на врагов…
— Одно, кстати, не исключает другое, — говорит Аль. — Лично я полагаю, что нам просто не хватает мощности согласований. Размерность пространства, число степеней свободы наращивалось, наращивалось и постепенно стало настолько большим, что наша элементная база его уже не вытягивает. — Он поворачивается ко мне. — Вот ты жаловался недавно, что визуал у тебя искрит, или кофе сегодня, вы все пробовали, конечно, как из жженых опилок. Зато аватары, сами видите, несомненно улучшились. — Он принюхивается. — Бог мой, даже запах духов!..
— Это «Сага долин»… — с достоинством объясняет Мальвина. — Очень светлая гамма, с горчинкой, прозрачный, ободряющий аромат…
Теперь мы все поворачиваемся к ней.
Мальвина опускает ресницы:
— По-моему, мне идет…
— Вспомним синдром «рассеянного профессора», — говорит Аль. — Человек так сосредотачивается на чем-то одном, так погружен в себя, что забывает о самых элементарных вещах. Теряет шарф, зонтик, портфель… Аналогичный случай у нас. Подтягиваются аватары, зато, по крайней мере частично, проседает периферический антураж. Гномы, например, проваливаются на более низкие функциональные уровни.
— Альберт! Ты эту проблему должен решить!..
— Так мы, собственно, ее и решаем. Сейчас есть идея — распределить элементную базу по нескольким параллельным серверам. Мощность потока, операционная емкость должны возрасти.
Аль вновь пробует кофе. Вновь морщится — вкус, видимо, лучше не стал. Лицо у него немного растерянное, и уж не знаю, как остальные, а я вдруг начинаю чувствовать бездонную темноту, которая окружает всех нас.
Темноту, где нет даже звезд.
Мы плывем сквозь нее на тонком световом лепестке.
Мир кажется эфемерным.
Одно дуновение, и он развеется без следа.
Считается, что этот город построил Аль. Согласно легенде, которую я слышал не раз, он, предвидя неизбежное продвижение человечества в виртуал, в течение многих лет целенаправленно создавал программу, которая объединяла бы пользователя и интерфейс. Таким образом устранялась граница между мирами, физическое пространство и пространство воображения сливались в единый коммуникат, человек мог прямо и непосредственно включаться в искусственную реальность.
Согласно той же легенде, у него было чуть ли не откровение. После долгого времени мучительных и безуспешных попыток, которые так ни к чему толком и не привели, когда он уже совсем впал в отчаяние, у него на экране вдруг появился некто в огненных одеяниях и грозным перстом в три мгновения начертал все необходимые алгоритмы. Алю осталось лишь их аккуратно скопировать. Что он тут же и произвел, не добавляя ничего от себя.
В действительности это было не так. Сам Аль утверждал, и я тоже слышал это не раз от него самого, что и прорыв в виртуал, и все, что с ним было связано, осуществилось в значительной мере случайно. Он создавал игровой тренинг для одной из обучающих фирм. Задача была сформулирована как постановка навыков элементарных строительных операций. Первичная разработка дизайна уже была произведена, наличествовали персонажи — «гномы», которых, как позже выяснилось, создавала Алиса, примерные механизмы, материалы, сама площадка, вымощенная однообразным булыжником. Теперь все это требовалось связать в общий сюжет, включить динамику, сформировать игровые уровни, ввести способ оценки, систему накопительных бонусов. В общем, ничего сложного. Можно смонтировать из готовых программных блоков.
И вот тут, полагал Аль, возник важный момент. Чтобы тренинг, как того требовала фирма-заказчик, был достоверен и максимально приближен к действительности, он, то есть Аль, между прочим исключительно по наитию, ввел в главный сюжет фактор неопределенности. Иными словами, он вмонтировал в базисную часть программы генератор случайных чисел и связал их распределение с суммой конкретных действий. Теперь гномы иногда выполняли команды неправильно, они ошибались, а в некоторых случаях делали и вовсе не то. Это надо было успеть заметить и скорректировать. Тренинг действительно стал походить на жизнь.
Конечно, с этой своей идеей ему пришлось повозиться. Нельзя было допускать, например, чтобы каждый спонтанный сбой превращался в системную катастрофу, поскольку тогда зависал весь тренинговый пейзаж. Программа попросту останавливалась, ее приходилось перезагружать. А с другой стороны, сбой не должен был устраняться автоматически: в чем бы заключался тогда смысл обучения? Тут требовался разумный баланс. И вот, находясь однажды в состоянии крайнего раздражения — раз двести подряд, наверное, вляпывался в один и тот же программный затор, — Аль, по его словам, как-то особенно наклонился, как-то внутренне, точно желая выскочить из себя, подался вперед, как-то вроде бы даже «нырнул» (описать словами это движение он так и не смог), свет мигнул, стены комнаты необыкновенно раздвинулись, он вдруг увидел, что стоит на крохотном замощенном участке, висящем среди космической пустоты, и вокруг него — та же черная космическая пустота, и нет в ней жизни, и нет ей границ.
Можно представить, какое потрясение он испытал. Позже Аль говорил: «Это словно открываешь знакомую дверь, а за ней — жуткий лес. Впрочем, такое же потрясение испытал каждый из нас».
Естественно, он сразу же «отшатнулся». И опять очутился в комнате, среди привычной, обыденной обстановки.
Только сердце у него бешено колотилось.
И глаза жгла слабая резь, как будто под веки набился песок.
Впрочем, это быстро прошло.
Вот как это случилось в действительности.