«Если», 2011 № 04
Шрифт:
Уверенный, что так оно и есть, Мил глянул на девушку зрением Разноглазых, прислушался; иначе бы не посмел. Однако принцесса и впрямь оказалась безумна. У Вернии не было мыслей — лишь смутные желания, ощущения, обрывки воспоминаний. Ей было хорошо рядом с Милом, и это чувство спокойного довольства вызвало образ другого мужчины. С ним ей тоже однажды было хорошо. С ним она испытала восторг, блаженство, исступление страсти. Одурманенная порошком из чуд-корня, потерявшая власть над собой, позабывшая прошлое и настоящее,
Сельский парень Мил задохнулся от омерзения, Разноглазый дознаватель Дружен запомнил лицо негодяя.
Вынырнув из воспоминаний принцессы, он уставился в лицо Властимиру.
— Снежик, если злодей жив, я его найду.
Принц с сомнением покачал головой, прикусил начавшую подрагивать нижнюю губу. Затем вызвал Погребца, приказал увести Вернию.
— Мил, — начал он неловко, глядя в сторону, — я вот подумал… Во дворце не осталось не бравших вину, а приказывать горожанам я не могу. Боюсь, они не вступятся за чужака.
— Эка важность! Купи любого. Утром отправь человека с деньгами; половину — сразу, остальное — потом.
— Я не могу, — тихо повторил принц.
— У тебя что, денег нет? Я дам.
— Не могу… — у Властимира дрогнул голос. — Прости.
«Не уговаривай. Без толку это», — услышал Мил. И не стал тратить слов.
Закатное солнце утонуло в мутных тучах, ползущих на Велич-город с далекого моря. Чаши цветного стекла на верхней террасе были темные, скучные; белые стены дворца стали серыми, золоченые статуи на галереях потускнели.
— Есть ли здесь человек, готовый взять на себя вину Мила Дружена из рода Дальнеречных и ждать казни до следующего заката?
Мил всматривался в толпу на площади. Казнь объявлена. Кто на сей раз пойдет за мешочком серебра?
Шляпки с цветами и перьями, чепцы с оборками, мужские шапки замерли неподвижно. Ни один человек не шелохнется, не оглянется по сторонам. Стоят, как деревянные истуканы. Не торопятся горожане брать чужую вину.
Капитан Погребец откашлялся.
— Если нет человека, готового взять на себя вину Мила Дружена из рода Дальнеречных, объявленная казнь состоится сегодня до полуночи.
Внизу не двигались. Капитан возвысил голос:
— Поскольку не нашлось человека, готового…
— Мама, стой! — завизжали внизу. — Стой, дура старая!
Заволновались шляпки и чепцы, заколыхались мужские шапки.
У подножия лестницы толкались, дергались, боролись. Из толпы выбралась старушка, мать худосочного Маслена Быстрана из рода Грохотов.
— Куда тебя несет?! — заголосил мальчишка, цепляясь за ее одежду. — Стой, говорю!
— Пусти! — она вырывалась. Не старая — просто больная, измученная. — Не
В висках у Мила застучали болезненные молоточки. Чудовищная нелепица. Он отчетливо видел лицо негодяя, терзавшего одурманенную чуд-корнем девочку. А в темницу рвется безвинная хворая женщина…
— Дура несусветная! — заходился мальчишка, удерживая мать. — Холодно там… спину застудишь, балда!
— Поскольку не нашлось человека, готового взять на себя вину Мила Дружена из рода Дальнеречных, объявленная казнь состоится сегодня до полуночи, — прокатилось над площадью.
Вой Маслена утих. Мил отчетливо слышал, как гулко стучит в груди сердце.
— Идем! — капитан подтолкнул его, разворачивая ко дворцу.
Видно, приказано было никого не принимать чужаку на замену.
Шагая наверх, Мил оглянулся. Внизу переминалась молчаливая толпа, провожала осужденного взглядами. На нижней террасе стояла на коленях та женщина. Маслен, ухватив мать под мышки, тщился ее поднять; силенок в худосочном теле не хватало. А она, глядя Милу вслед, обеими руками торопливо делала знаки, оберегающие от дурных людей и дорожных напастей.
— Спасибо, мать, — прошептал он.
Обидно, что она не услышит.
— Последняя милость будет оказана позже, — сообщил в караулке капитан Погребец, оглядывая осужденного.
Изъять было нечего. Поколебавшись, капитан забрал ремень.
— Не положено, — буркнул он, хотя Мил не спрашивал объяснений. И без того ясно: польстился жадюга на искусно кованную пряжку. И вид кислый, словно ему вместо пива уксусу поднесли.
— Что вы такой смурной, господин капитан? — полюбопытствовал Мил, усаживаясь на лавку, до блеска натертую солдатскими задами.
Погребец мрачно засопел, свертывая изъятый ремень. Караульные солдаты навострили уши. Мил усмехнулся:
— Я вижу, мешочек с серебром для меня вам не выдали. Неоткуда свою долю отсыпать?
— Прекратить разговоры! — вспылил капитан. — Ждать тут! Михель, отвечаешь за подлеца головой!
Означенный Михель подтянулся, оголил палаш. Того и гляди рубанет без приказа. Мил привалился к стене, затих.
За окнами караулки стемнело. Тучи с моря затянули полнеба, но в окно на Мила колко глядели несколько первых звезд.
Возвратившийся капитан привел с собой двух огромного роста гвардейцев. Милу сковали руки за спиной, как настоящему преступнику, и повели куда-то закоулками, узкими коридорами и темными лестницами. Погребец шагал с фонарем впереди, гвардейцы тяжко топали за спиной.
Наконец прибыли.
— Ваше величество, осужденный Мил Дружен, — доложил Погребец, толкнув дверь в комнату, откуда хлынула густая волна благовоний.
— Благодарю вас, капитан, — прозвучал вялый женский голос.