«Если», 2011 № 06
Шрифт:
— Сэр, если что найдем, обязательно доложим.
— В этом, Мэтти, я не сомневаюсь. Ищите.
Паркес убрал с экрана карту и дотронулся до него. Пошла прокрутка записи.
Гамильтон проследил за исчезновением таинственного незнакомца. Только что он был, и вот его уже нет. И видно, как отреагировала Елизавета, как внезапно изменилась ее поза.
Не сказать, что Гамильтон был в ладах с техникой.
— Какая тут кадровая частота? — кивнул он на экран.
— Никакой. Постоянно идет реальное изображение, с предельно малым интервалом — это буквально Ньютонов момент, меньшего отрезка времени физика просто не знает. Сэр, мы тут весь день гостей подслушивали.
— И о чем же они говорят?
— Говорят, это
Когда королева-мать велела найти другое объяснение случившемуся, Гамильтону вспомнилась карикатура, увиденная в какой-то газете несколько лет назад. Премьер-министр стоит перед раскрытым портфелем и изумленно таращится на свою руку, не вынувшую никаких бумаг. Ниже текст:
Что хотите говорите про мистера Патела,
Но он вполне достоин своего титула.
Он готов принести самые изящные извинения
За невероятную пропажу всех успехов без исключения.
Даже ребенок знает, что выражение «изящно-невероятно» принадлежит Ньютону. Как-то раз у себя в саду он целый день наблюдал за продвижением крошечного червячка по поверхности яблока. Великий ученый, размышляя об очень малом, предположил, что предметы могут вдруг исчезать и столь же загадочно появляться на свет, когда Господь по каким-то неисповедимым причинам прекращает следить за ними. Один француз уверял: это-де может происходить и при отсутствии человеческого надзора… ну, да на то он и француз. За века набралось несколько задокументированных случаев, вроде бы подтверждающих постулат Ньютона. Гамильтон был склонен во все это верить, он вообще интересовался подобными темами, охотно почитывал статейки, приходившие на газетный планшет. Но чтобы чудо произошло здесь? И сейчас? На мероприятии государственного значения!
Майор вернулся в зал торжеств, к этому времени опустевший. Осталась только группа лейб-гвардейцев и его помощников, набранных из нескольких полков; кое с кем он был знаком еще по армейской службе. Гамильтон опросил этих людей. Все они заметили пруссака, всем запомнились его гипертрофированная мускулатура и суровая целеустремленность, и у многих при его появлении сработал внутренний детектор опасности.
Гамильтон отодвинул в сторону парочку экспертов и, не внемля их протестам, прошел и встал на то самое место, где случился феномен. Прислушался к ощущениям — вроде ничего необычного; его внутренние сигнальные устройства, механические и интуитивные, не среагировали. Он посмотрел в тот угол, где тогда пребывала Лиз, и нахмурился. Перед своим исчезновением пруссак эффективно заслонял принцессу от публики. Стоял перед ней на линии едва ли не каждого взгляда. На этом месте находиться бы телохранителю, знающему, что в зале есть убийца и он намерен стрелять.
Но это же абсурд! Пруссак не вбежал в зал, чтобы спасти принцессу. Он ни с того ни с сего оказался на нужной позиции; он стоял и оглядывался, и если кто-то ухитрился принести в зал оружие новой, неизвестной охране системы, он бы не смог поразить цель, не дождавшись, когда крепыш отойдет.
Злясь на себя, Гамильтон покачал головой. Что-то упущено. Что-то, выходящее за рамки очевидного.
Он позволил экспертам вернуться к работе и направился в бальный зал.
К тому времени огромное помещение успело заполниться людьми. Играла музыка, кружились в вальсе пары. Но напряжение чувствовалось. Очень уж аккуратно двигались танцоры, не дай бог кого задеть. Если и звучал где-то смех, то смех фальшивый. По делегациям великих держав уже разосланы бальные карты, а значит, намеченным танцам быть. И представители малых царств-государств в грязь лицом не ударят, ведь тут собрались исключительно храбрые
На возвышении за длинным столом сидела королева-мать, справа и слева от нее — придворные. Она одаривала гостей величавой благословляющей улыбкой, будто пытаясь внушить, что событие минувшего часа не более чем сон.
Гамильтон шел и оглядывал зал, как, бывало, оглядывал поле боя, готовый встретить атаку в любую минуту и с любой стороны. Замечал незнакомых людей в мундирах — офицеры великих держав медленно вальсировали среди своих и временами по спиральному курсу выходили на его орбиту. Отношение военных к посольским было три к одному (и куда только смотрит дипкорпус?) для всех стран, кроме двух. Французы, разумеется, прислали комиссаров, которые на службе всегда носили одинаковое платье, а между собой различались по сложному протоколу. Ватиканские же иерархи обоих полов, как и их помощники, были облачены в церковное. Эти пронизывали бал, подобно осколкам при направленном взрыве. И Гамильтон напрягал слух, когда на пути попадался священник, успевший ненадолго встрять в чужую беседу. Все разговоры — только о недавнем происшествии. Люди из Ватикана называли его божественным явлением; всё новые подробности разбегались по залу, как круги по воде. И был свет, и был глас! Да неужто его больше никто не слышал?
Некоторые соглашались с церковниками. Гамильтон с возражениями не лез: без профессиональной дипломатической подготовки это чревато. Ведь католики совсем недавно, какую-то пару десятилетий назад, договорились о том, что именно следует считать «нежданной милостью Господней», и папской буллой было объявлено: по мнению Иоанна XXVI, концепция имеет право на жизнь, однако требует дальнейших научных исследований. Но теперь клерикалы не сомневаются в том, что случилось чудо; впрочем, им свойственно в любом событии усматривать Божий промысел. И как же, интересно, они трактуют сегодняшний инцидент? Господь посмотрел на свадьбу с небес и одобрил ее, но решил кого-то лишнего убрать со сцены?
Да не «кого-то». Прусского офицера. Протестанта, чей народ время от времени притязает на различные шведские территории: им-де прусская юрисдикция пойдет только на пользу.
Гамильтон волевым усилием прекратил эти бесполезные размышления. Гадать на кофейной гуще — только время терять. Сейчас надо действовать.
Майор весьма смутно представлял себе облик Бога, но зато ясно понимал Его суть. Вполне возможно, рассуждал он, что Господь пожаловал августейшую свадьбу одобрительным кивком. Но почему выбран такой способ, опасный для предначертанного Небом равновесия наций? Разве не во благо оного равновесия вершатся все добрые дела на свете?
Нет. Гамильтон более не сомневался: Божественная воля ни при чем. Нет тут ничего сверхъестественного, мистического. Это просто враждебная акция.
Он двигался вдоль стены в обход зала, пока не нашел прусскую делегацию. Взбешенный посол набрасывался на британских придворных, чего-то требовал — вероятно, немедленного расследования. Вполне натурально выглядели страх и возмущение других пруссаков, дипломатов и военных: похоже, они и впрямь были убеждены, что исчезновение их соотечественника — дело рук злокозненных англичан. За спинами этих гостей в баре, на который Гамильтон привычно кинул взгляд, сидели несколько дюжих приятелей пропавшего, остальные пятеро — из группы охраны делегации. В отличие от других европейских народов Пруссия сохранила старинный принцип обеспечения своих военных. Если Гамильтон и его сослуживцы получали деньгами лишь часть довольствия, то личному составу гард-дю-кора, то бишь прусской лейб-гвардии, даже обмундирование не выдавалось.