Если б не было тебя
Шрифт:
– Это так сложно…
– Даже не сомневайтесь! До 28 дней отказник по процедуре не переводится в дом ребенка. В принципе до этого момента мы стараемся и в общую базу сведения не подавать. Понимаете?
– Не совсем…
– Ладно, не забивайте голову! Это мои проблемы.
– Но ведь нам еще направление потребуется.
– Если обо всем договоримся, вместе поедем к Томке, она оформит. Когда я берусь за дело, помогаю от начала и до конца.
– Вообще-то мы не думали… совсем маленького, – мысли Молчановой скакали, сердце бешено колотилось о ребра, – планировали кого-то постарше.
– Да
– В смысле…
– В прямом! Была у меня такая история: взяли порядочные люди пятилетнего ангелочка. А она, как увидит мужчину, тут же бежит к нему и пытается ширинку расстегнуть. Понятно, к чему ее в родной семье приучили. Стыд! Так и не смогли ничего сделать, вернули в детский дом.
Машин лоб покрылся испариной. Волна омерзения заставила содрогнуться. Ей вдруг стала противна эта ухоженная и дорого одетая женщина, которая считала себя вправе осуждать ни в чем не повинного ребенка – жертву извращенцев, место которых в тюрьме. Все в облике этой дамы, а заодно в ее горячем желании помочь, было подозрительным.
– Хорошо, – она холодно посмотрела на собеседницу, – и что от нас требуется?
– Ничего! Документы у вас уже есть. Если решитесь, передадите мне первую часть суммы, и можем начинать поиски.
– Много? Денег…
Молчанова наконец поняла, в чем дело, и удивилась собственной непроходимой глупости: должна была обо всем догадаться с первых же слов. Собеседница взяла небольшую паузу – не скрываясь, мысленно оценивала платежеспособность потенциальных клиентов: машину, одежду, часы. По выражению ее лица было видно, что она не слишком довольна результатом.
– Для вас недорого. За двадцать тысяч евро договоримся.
У Молчановой пересохло во рту. Одна пара из их группы в школе приемных родителей говорила, что уже столкнулась с таким предложением – здоровый младенец в Москве оценивался в стоимость новой иномарки. Маша сидела, распахнув глаза, как последняя дура, и не знала, как реагировать. За что и кому платить?! За то, чтобы вытащить ребенка из государственной системы, обеспечить маленькому человеку нормальную жизнь, нужно дать вот такую вот взятку?!
– Не знаю… Нам нужно подумать. – Она едва выдавила из себя эти слова.
– Конечно! Только не затягивайте. Куда вам звонить?
Маша достала из сумки визитку, нехотя протянула ее женщине. Та и не подумала в ответ оставить номер своего телефона.
– Простите, а как вас зовут? – только и спросила Молчанова.
– Алла. Я позвоню. Не тяните с решением!
– Нам нужно подумать, – повторила Молчанова как автомат.
Алла заглянула в лицо Маши и окончательно все поняла.
– Хорошо, – из ее голоса пропали и мягкость, и участие: в каждом звуке звенела сталь. – Спасибо, что подвезли. Удачи!
Она с достоинством вышла из машины – дождь стал слабее, да и до очередного государственного учреждения, в которое она опаздывала, оставалось всего несколько шагов – и, не оборачиваясь, с царственной осанкой подошла к тяжелым дверям. Сложно сказать, что в ее надменной походке показалось
Дыхание перехватило. Маша откинулась на спинку кресла, хватая ртом спертый воздух салона. Олег, увидев лицо жены, опустил с ее стороны стекло, схватил бледную ладонь, начал ее растирать.
– Твари, – процедил он сквозь зубы, – какие твари! Я сначала даже не понял. У тебя диктофона с собой не было?
Маша отрицательно мотнула головой.
– Судить таких надо! Сколько же дряни в этом мире развелось. Как они могут, на детях?!
– Олег, успокойся.
– Если еще раз когда-нибудь ее увижу…
– И что? – Она перевела на мужа обессиленный взгляд: – Она давным-давно в этом бизнесе. Связи в опеке, в роддоме, повсюду. Целая толпа людей этим кормится. Все схвачено.
– А дети?! Дети-то за что страдают?!
Маша закрыла глаза. Они с Олегом были одни. Кто позволит им перевернуть с головы на ноги этот мир? Кто даст разрушить прибыльную систему?
Глава 6
Снега навалило почти по пояс. Женщина несла к низенькому, с потрескавшимися стенами, учреждению сверток, перевязанный голубой лентой. Думала только о том, как бы попасть ногами в узкую, расчищенную лопатой тропинку и не упасть. Равновесие было не так-то просто сохранить – мало того, что ребенок на руках, так еще и на запястье болтается тяжеленный пластиковый пакет с детскими вещами. Взяла, конечно, не хотелось главного врача обижать. Но какой прок в этом личном имуществе? Все равно никто не будет следить за тем, чтобы на Аннушку надевали именно ее нарядные кофточки и ползунки – все пойдет в общий котел. Протрется, износится и ничем не будет отличаться от остальных казенных вещей.
Она потопталась на пороге, отряхнула налипший снег. Если дежурит Валентина Ивановна, ее лучше не дразнить: любит она носиться со своими полами. Моет до блеска, никто не спорит, но и чистоты требует от всех поголовно. Даже директор у ней, как маленький, на цыпочках ходит, боится наследить. Женщина улыбнулась, вспомнив, как смешно Валентина Ивановна отчитывает Ивана Семеновича. А он слушает, опустив голову. Не перечит.
Директор был на месте, ждал их.
– Проходите, милочка, – гостеприимно показал рукой на диван, – располагайтесь.
Женщина уложила Аннушку, сразу же начала разворачивать одеяло: в помещении щечки девочки сразу покрылись румянцем, было видно, как ей стало жарко.
– Вот, – она улыбнулась Ивану Семеновичу, – новенькую вам привезла.
– Что ж, – директор ласково взглянул на Аннушку, – хорошая девочка. Сколько нам?
– Позавчера исполнилось шесть месяцев.
– Родственники есть?
– Никто не объявлялся.
– А с матерью что?
– Умерла, – женщина опустила голову.
Аннушка во сне нахмурила брови и скривила губки, словно собиралась заплакать. Но ее провожатая быстро сообразила: прикоснулась к губам малышки соской. Аннушка послушно открыла ротик и стала, причмокивая, сосать пустышку. Привыкла к ней за три месяца в больнице.