Если бросить камень вверх
Шрифт:
Если уж готовить.
Если уж сидеть на полу. Может, джинсы?
Хотя платье… Хотя туфли. Все это заставило три раза остановиться, а потом все равно убежать. К джинсам и пуловеру. Ладно, Кавалли еще пригодится для чего-нибудь очень-очень важного.
Шелк приятно холодил ладонь. Одевшись, Саша снова зашла в мамину комнату. Платье манило.
Мамы все не было. А платье висело. Почему она его не уберет в шкаф?
Чтобы отвлечься, проверила почту. Отец прислал очередную фотографию со слонами. Маленький слоненок купается в мутной воде. Сплав по реке. Лодка узкая, длинная.
– Меня тошнит.
Сенька явил свой зеленый цвет лица миру и упал на кровать.
– Я умираю!
– Пройдет когда-нибудь, – буркнула Саша, борясь с раздражением. Жалеть брата сил не было. Хотелось на него уронить что-нибудь тяжелое. И уже сказать, чтобы заткнулся.
Не сказала.
Бросила подушку. Сенька вякнул.
Пришлось снова разводить порошки и выслушивать в сотовый телефон историю о том, что мама недоступна. Что она где-то там, где связь не ловит, а летают одни ангелы. Где нас нет. Где хорошо.
А главное – с чего он вдруг заболел-то? Не ели ведь. Все угощения закончились вчера. Для новых нет времени.
Брат без перерыва жаловался. Тошнит, а силы на жалобы есть. Из зеленого стал бледно-серым. Что-то с ним не то происходит.
– Василий Степанович сказал, что еще две тренировки пропущу – и меня на сборы не возьмут, – вздыхал Сенька.
Неубедительно. Хотя лицо кривил. Ко всему урчало у него в животе довольно громко. Лягушку под футболку посадил, что ли?
– А ты не пропускай.
Сенька отворачивался к стене. Вздыхал чаще, натужней.
Саша оделась и отправилась на улицу. От всех страданий Сеньку спасала еда и сборные модели. Светка подождет. Порезать тортики ей поможет Ксюха.
– Смотри, что я тебе принесла, – прошептала Саша, входя в комнату брату.
– Мороженое? – тут же бухнулся он на спину.
– Лучше! Печенье с молоком – это то, что тебе сейчас нужно!
Был еще хлеб, масло, вареная картошка – в магазине сказали, что ни в коем случае нельзя колбасу, раз живот болит. Хорошо бы еще сварить кашу, но уже совсем некогда. Вечером сварит. А пока – вот, лего. Две упаковки.
– Ничего, к завтрашнему дню все пройдет. – Саша потрепала брата по буйным вихрам. Он попытался уклониться, но есть бутерброд и размахивать головой не так-то просто! – То же самое происходило с голодающими Ленинграда.
– Что происходило?
И голос у него стал хриплый. Еле шепчет.
– Их вывозили во время войны из города и начинали кормить. Они тут же умирали.
– От еды?
– Им нельзя было сразу много есть. После длительной голодовки. А ты вчера на селедку накинулся. Ел раньше хлеб с чаем, вот и ел бы дальше. Отец не скоро вернется.
Сенька отложил печенье и снова повернулся к стене. В животе у него бурчало, а сам он, кажется, уснул. Саша набрала маму. Звонок прошел, но ответа не было.
– Бывай! Я скоро!
Сенька булькнул что-то невразумительное. Кажется, заказал себе гроб с цветочками. Бедный. И зачем Саша куда-то идет?
На улице потеплело, в воздухе появился туман. Вода ложилась на лицо. От влажности желтый дом через дорогу некрасиво потемнел, под крышей появились потеки. Все это было странно, потому что дорога была привычная, машины вокруг такие же, как всегда. И вдруг дом – не такой, туман посредине осени, и странное, совершенно непонятное чувство тревоги. Когда хочется идти не туда, где все знакомо – сколько Светка этих вечеринок уже устроила! – а туда, где тебя никто не знает.
А у Светки? Ну что у Светки? Все как всегда. И даже разговор известно какой будет.
По полу были раскиданы подушки. Они на них сидели. Ксюха козыряла Труссарди – черным коротким платьицем с голубыми вставками. Под черные колготки хорошо смотрелось. Но сидеть ей было неудобно. Забываясь, она расставляла ноги, а потом долго и мучительно тянула подол на колени. Лена пришла в скромненьком Манго – красно-черная клетка, талия занижена, прикольные скрытые кармашки. Но тоже – сидела, все коленки со стороны на сторону перекладывала. И только Зара оказалась умная – длинное запашное платье ей очень шло. Что-то пятнистое, похожее на шкурку змеи. Она одна не заморачивалась, как сидит. И Светка в пижаме. Они очень хорошо смотрелись. Саша стянула носки, ходила босиком. Паркет приятно холодил подошву.
– Это не пижама! – заранее оправдывалась Светка, хоть ее никто и не спрашивал. – Это костюм! Модный.
Ксюха хмыкала и качала головой. За моду в классе отвечала она. И раз уж хитро щурится, значит, и Варчук в чем-то прокололась.
Обсуждали всё и всех. Саша жмурилась на свет свечей. Музыка была негромкая и приятная. И как это Варчук такое поставила? Она большая поклонница своей тезки «Светы». А эта певица любит зажигать.
Разговор несся вперед, сметая ограничительные колышки. Обсудили, кто с кем мог бы встречаться и почему. С кем было бы интересно дружить.
Саша думала про отца. Он легко заводил знакомых. Вокруг него всегда много поэтов. Даже детские писатели попадались. С ними было прикольно. Странно, что мать никогда на свои творческие вечера не звал. Они жили непонятной своей жизнью. Это считалось правильным. И вот теперь болит живот у Сеньки. Чего он болит?
– Ой, мы вот вчера ходили в наш центр, и ничего там нет. Сельский магазин какой-то, а не центр!
Ксюша томно тянула слова. Эта манерность бесила. Особенно было весело, когда Ксюша стояла рядом с мамой – говорили они одинаково. Так же Ксюха тянула на уроках, когда не знала ответа. Учителя раздражались. Но кричать на детей нельзя.
Лена пыталась возражать. По магазинам с Ксюшей они ходили вместе. У Ксюши были лишние деньги на покупки. Их дружба на этом и держалась. А Светка в их компанию вписалась, потому что у нее частенько не бывало дома родителей, можно устраивать бесконечные вечеринки. С ней очень удобно дружить.
Саша пропустила, в какой момент они стали говорить про нее. Что-то обсуждали. Кажется, последнее интервью отца на телевидении.
– А Сашка у нас вообще звезда, – выпалила Светка.
– Чего это я звезда?