Если бросить камень вверх
Шрифт:
Тьма был все такой же. Мрачный, черный, шагал степенно, смотрел исподлобья. А в руках… в руках он нес Тедди. За лапу. Мишка болтался, чудом не задевая асфальта. И так хотелось его обнять. Не Тьму, Тедди.
Саша подхватилась бежать к нему, потому что столько горя за сегодня накопилось, столько несчастий.
Тьма сделал жест рукой, веля остановиться. Потому что он шел, но пока шел не к ней. Куда-то мимо. И мишка все махал и махал свободной лапой.
От школьных ступеней отделилась фигура. Кто-то маленький и серенький. Невзрачное личико,
Тедди последний раз махнул Саше лапой и исчез.
О чем-то они говорили. Хлопала дверь школы. Заканчивались курсы, дополнительные, народ осенними листьями осыпался по ступенькам, исчезал, перегнивал.
Это было ужасно, неправильно и невозможно.
Толпой прошли малыши. Они стерли неправильную картинку. У школы больше никто не стоял. Невзрачная уходила, прижимая Тедди к себе. На каждом шаге лапы болтались. Тьма шел рядом с ней мягкой походкой борца. И так хотелось бросить ему что-нибудь в спину. Показалось, что достает и бросает. Но в голове что-то зазвенело. Мир осыпался черными мягкими шариками. Они запрыгали, захохотали. От школьного крыльца тенью метнулся черный силуэт. Побежал за ушедшими и скрылся за углом.
Рядом непонятно как оказалась Светка. Сначала обнаружилась ее рука. Узкая ладошка подсунулась под Сашин локоть. Потом пришли слова. Светка уже давно что-то говорила, но в голове звенело. И в этот звон вплетался голос.
– Зачем он тебе нужен? Такое ощущение, что ты его вообще не видишь и принимаешь за принца. Это же Велес! Тимофей! Это исчадие ада. Это ужас, который всегда с нашим классом. Помнишь, как мы его доводили в первом? Целый день ходили за ним, а он потом расплакался и убежал домой? А ты видела, как он бегает? Так пингвины бегают! А как он сопит? Да он вообще толстый! По ночам небось гамбургеры жрет в три горла. И руки у него потные.
– Руки?
Саша пыталась вспомнить. Но с головой что-то сделалось. Там стояла звенящая пустота. При слове «Тьма» никакого образа не возникало. У него разве есть руки? Наверное, есть. Он же человек. Но какие? Худые, пухлые, суставы выпирают? Или их не видно.
– Да ты что! Все давно знают, что он за этой Арианой ходит. Бледная моль, а не человек. В классе над ней смеются. Сошлись – мышь и гора. Мы же тебе говорили, с ним рядом даже стоять нельзя. А ты все твердила, что он интересный. Эй, проснись!
Они вновь сидели у Светки на полу. И та же скатерть была, и те же чашки, в вазе «Юбилейное» печенье.
– Ты что, правда, влюбилась? В Велеса? Ты шутишь!
– Да не влюблялся в него никто. Я думала, он меня любит.
Света скривилась. Изобразила всезнающую мойру, закатила глаза.
– Если рядом ходит – это ничего не значит. С нами рядом весь класс ходит. Что же, мне теперь Сардака в свои парни записывать? Только потому, что я с ним на физре в паре стояла?
Светка грохнулась на диван, изображая глубокий обморок. Смотреть на это не хотелось. Подумаешь, Сардак! Вадик настолько тупой, что даже идти рядом с кем-нибудь
Светка все еще являла смерть.
– Я думала, он мишку мне покупает, – пожаловалась Саша. От резкого движения чаинки в чашке взбаламутились. Взгляд невольно следил за особенно отчаянной. Она цеплялась за стенки, медленно сползая на дно.
– Ну, ты совсем глупая! – ожила Светка. – Кто ж при тебе тебе же будет подарки покупать? Так никто не делает.
– Отец так всегда делал. – Все, чаинка смешалась с другими.
– И что твой отец? Они еще не развелись?
Бздынь.
Чашка выпала из рук, грохнулась о вазу. Печенье впитало горячую воду, некрасиво разбухло, изломалось. Осколки затанцевали между блюдец. Ковер потемнел, напыжился.
– Ламинат! – подпрыгнула Светка. – Он вздуется.
Белые салфетки уродливо комкались, засовывались под ковер. Вторая чашка опрокинулась. Крутанулась ваза, показывая свежую трещину.
– Ну что ты такая! – всплеснула руками Светка.
– Какая?
Слезы были. Они жгли переносицу, но плакать при Светке не хотелось. Ей все было так любопытно, в глазах полыхало столько азарта.
– Обмороженная, – рассерженно буркнула Света и стала тереть пол с удвоенной силой.
Напомнил о себе телефон.
– Ты задачу решила? – строго спросил Сенька.
– Пять и десять, – пробормотала Саша. – Ты дома?
– Тренер сказал, что я в любом случае послезавтра поеду, они уже мою карту составили. Мне чемодан нужен.
Фоном гудело и звенело, слышался смех.
– Принеси мне что-нибудь, – попросила Саша. Хотелось, чтобы кто-нибудь что-нибудь сделал для нее. Чтобы пожалели.
– Гамбургер?
– Что-нибудь.
– А ты чего на дополнительные по алгебре не ходишь? – вдруг спросила Светка.
Все лужи были вытерты, ковер вздыблен на просушку. Осколки сиротливой кучкой ждали своей участи.
– С чего ты взяла, что мои родители разводятся?
– Ну, не знаю. – Светка брякнула мокрой тряпкой о ведро. Предусмотрительно переоделась в халатик и даже резиновые перчатки натянула. Зеленый халатик, розовые перчатки. – Я бы на месте твоей матери давно завела себе любовника.
Дрень-брень, – посыпались смс.
Два новых платья, внезапные пропадания. И с отцом не хочет говорить.
Вновь показалось, что кто-то черный прошел по стене. С легким шуршанием. Так бывает, когда рукой проводят по обоям.
Саша вздрогнула. Это уже было похоже на сумасшествие.
– И тебе – советую, – авторитетно заявила Светка.
– Что? – испугалась Саша. Если Варчук берется за дело, то одними советами не отделаешься.
Светка захихикала, вздергивая плечи и клоня голову. Она хихикала долго, с удовольствием, явно что-то себе представляя. Упавшая на глаза челка мешала. Она взбивала ее пальцами. Саше пришлось вспоминать, о чем они только что говорили. Про любовь, про мишку, про родителей. Светка посоветовала ее маме завести любовника. И ей тоже.