Если бы Гитлер взял Москву
Шрифт:
Гудериан продолжил свое движение на юг и вышел к Саратову утром 2 июля, перерезав железную дорогу, по которой туда с западного направления один за другим отходили эшелоны с эвакуируемым оборудованием, беженцами и ранеными бойцами Красной Армии. Город показался ему хорошо защищенным, поэтому при всей своей строптивости на сей раз Гудериан решил подчиниться приказу из Растенбурга и город не штурмовать, а взять его в кольцо, подвергая массированным ударам своей авиации. Больше всего его волновало сейчас положение с матчастью вверенных ему танков. С момента наступления 24 мая они покрыли уже больше пятисот миль, что при отсутствии в СССР дорог как таковых определило очень высокий процент машин, вышедших из строя из-за чисто технических неполадок. Боевые потери были намного меньше не боевых! Такое просто не укладывалось у него в голове, однако по всем докладам его командиров выходило именно так.
Между тем Красная Армия продолжала отходить к Волге, а ее части сохраняли свою боеспособность. Она отказывалась сдаваться в плен, как это было всего лишь год назад, практически ничего за собой не оставляла, а ее бойцы, даже окруженные, не теряли психологической устойчивости и почти всегда находили возможность разорвать не слишком плотное кольцо окружения и выйти к своим. Было очевидно, что немецкие линии на земле были слишком растянуты, Люфтваффе слишком рассредоточены, чтобы наносить русским эффективные массированные удары, а превосходство их в воздухе держалось в основном лишь на искусстве германских пилотов, но никак не численности боеготовых боевых машин. Что касается коммуникаций, проблем с ними стало еще больше, чем в прошлом году. Использовать железнодорожные маршруты было крайне сложно, а автомобильные перевозки осуществлялись с большим трудом.
Тем не менее германское наступление продолжалось и перешло в новую фазу. Части 1 – й танковой армии Клейста, двигаясь по левому берегу Дона, 6 июля вышли к Сталинграду, и Жуков, опасавшийся в этом районе нового котла, приказал всем находившимся здесь советским армиям спешно отходить на юг и юго-восток. Вслед за отступавшими советскими войсками двигались части 17-й армии, а также итальянские, румынские и венгерские войска. 8 июля танки Гудериана подошли к пригородам Сталинграда с севера и завязали ожесточенные бои с частями Красной Армии и народным ополчением в районе Сталинградского тракторного завода. Несмотря на это, там все равно продолжали выпускать танки, которые теперь даже не успевали покрасить и которые так прямо с нанесенными на них мелом техническими отметками выезжали из цехов драться с фашистами!
Настроение в Ставке фюрера царило даже более чем оптимистическое. Еще бы! Роммель наконец-то разбил англичан в Египте, успехи японцев были также очевидны, на Восточном фронте германские войска находились на линии Горький – Саранск – Саратов – Сталинград. Отдельные «недоделки» в результатах этой операции в расчет не принимались. Так, на севере все еще держался Ленинград, причем было заметно, что положение Северной столицы весной и летом 1942 года даже упрочилось. Южнее 9-я и 3-я танковые армии готовились к заключительному штурму Ярославля, который, несмотря на все заявления и уверения, все еще так и не был до конца взят, а на центральном участке 6-я армия вела упорные бои за Саратов, но пока не сумела продвинуться ни на шаг. Тем не менее фюрер посчитал итог операции в районе «Волжской дуги» настолько успешным, что тут же отдал приказ всем армиям группы «Юг» сразу же после взятия Ростова-на-Дону 27 июля начать немедленно наступать на Кавказ!
* * *
Старший лейтенант Петр Иосифович Скворцовский после своего выздоровления был оставлен в Пензе, где занимался тем, что готовил пополнение для фронта, а когда фронт подошел к городу вплотную, был назначен офицером связи в штаб начальника его обороны. Назначение было очень важным, поскольку телефонная связь действовала из рук вон плохо, а радиостанций не хватало даже для регулярной армии. Приходилось с утра до поздней ночи ездить на «Виллисе» по позициям, заводам и складам, передавать приказы, ругаться, требовать, угрожать – одним словом, служить руками своего штабного руководства, сидевшего в красивом доме на высокой горе. Ему дали девушку-радистку грузинской национальности – недоучившуюся студентку Тбилисского университета с красивым именем Нанава и совершенно непроизносимой фамилией Жопуа и шофера-пулеметчика – украинца Остапа по фамилии Невздайминога. Получилась маленькая интернациональная часть, в которой все очень быстро сдружились и делали свою работу очень быстро и
Сейчас он должен был проверить степень готовности к взрыву корпусов завода имени Фрунзе, куда он и выехал прямо с линии обороны, где только что был получен приказ отходить. По наседающей немецкой пехоте были выпущены последние реактивные снаряды, которые в траншеях уже укладывали просто на листы шифера, так как все установки для их запуска, которые буквально на днях привезли с завода, были взорваны, чтобы они не достались врагу. Еще остававшиеся в окопах бойцы ополчения быстренько разбегались кто куда. Автотранспорта не было, и люди группами и поодиночке стремились пройти через весь город, чтобы успеть перейти к своим через пока еще не взорванные мосты. Другие, посчитавшие, что все, на сегодня с них хватит, бросали оружие и растекались по домам, где прятались в погреба и подвалы, где ожидавшие их семьи уже и не чаяли увидеть их в живых.
На заводе, куда приехал Скворцовский, еще заметна была суета. Там засыпали гравием и щебенкой кабели электропитания подрывных зарядов и разливали по цехам мазут. Пришло сообщение, что немцы уже в городе и всем им следует поторопиться.
– А мне как быть? – спросил Скворцовский, но тут их рация почему-то замолчала. С территории завода в несколько минут все люди вдруг куда-то исчезли, и лейтенант Скворцовский со своими людьми оказался в полном одиночестве, и нужно было немедленно что-то делать.
– Так, – сказал он Нанаве и Остапу, ввиду своей крайней молодости смотревших на него как на бога, – сейчас нужно будет постараться найти хоть какие-нибудь продукты и ехать к реке. Мосты не будут взрывать до последнего, так что мы еще вполне успеем проскочить.
– Ага, – воскликнул довольный Остап, – это мы мигом. Я тут неподалеку один магазинчик присмотрел, со складом. Факт, там чего-нибудь да осталось! – И они поехали по Заводскому шоссе в сторону знакомого ему магазина. Справа, за сквером, лейтенант Скворцовский вдруг увидел двухэтажное здание школы, в которой находился госпиталь, в котором он лежал и где, как он помнил, была прямо-таки шикарная подборка его самых любимых книг. «Эх, заехать бы, – пришла ему в голову отчаянная мысль, – вряд ли они успели вывезти книги. Все равно я с машиной, так что затаримся не только едой, но и пищей духовной. При немцах это ведь все равно пропадет. А так мы все почитаем, ведь там и «Сердца трех» и «Джерри-островитянин» Джека Лондона, и «Паровой дом» Жюля Верна, Есенин… Конечно, все это надо взять! Много времени это не потребует!!!»
Решив так, он тут же приказал подвезти себя к зданию госпиталя и оставить его здесь, а им с машиной поскорее ехать добывать продукты.
– Возвращайтесь как можно быстрее! – крикнул он вдогонку Остапу. – Не берите вина и много всего не набирайте, а я вас здесь подожду…
Как он и предполагал, госпиталь был эвакуирован. Лишь кое-где валялись пустые кровати, а в каждом конце коридора и на первом, и втором этажах, как и при нем, громоздились сложенные друг на друге ученические парты. Дверь в библиотеку, вернее какой-то крошечный уголок, выделенный госпиталем для книг, была распахнута настежь. Книги, видимо, пытались из нее забрать, но бросили эту затею, и они валялись везде, как попало. Старший лейтенант принялся их собирать, нашел то, что искал, и этому очень обрадовался. Он связал их в аккуратную стопку и тут же услышал шум подъехавшего к школе авто. «Ну вот и мои, и как быстро!» – решил Петр Иосифович и направился на центральную лестницу, которая вела на первый этаж. Позади за окном вдруг снова загудел отъезжающий автомобиль, и сердце у него сжалось от нехорошего предчувствия. Тут явно было что-то не так, и он уже не пошел, а побежал вниз по лестнице, чтобы догнать свою маищну и своих ребят, которые, скорее всего, бросили его здесь только потому, что где-то поблизости увидели немцев. Еще он услышал, как хлопнула входная дверь, услышал шаги и, повернув на шедший вниз пролет, прямо перед собой и совершенно неожиданно увидел эсэсовца в черной форме и фуражке с черепом и скрещенными костями.
Тот, в свою очередь, увидел Скворцовского и потянулся к кобуре с пистолетом. Петр тоже выхватил свой наган и первым выпалил в фашиста, а тот тотчас же выстрелил в него. И оба, несмотря на то что расстояние между ними было очень невелико, – промахнулись! Петр, сам не зная почему, тут же побежал наверх и выстрелил в немца через лестничные перила. Тот также ответил ему выстрелом, причем пуля попала в косяк двери прямо над его головой.
«Что делать? Что делать? – только одна эта мысль и билась сейчас у него в голове, лишая всякой способности соображать. – Сейчас на помощь к нему подоспеют другие, меня убьют или схватят, а это значит, что меня возьмут в плен, а плен для советского офицера – это же хуже смерти…»