Если бы красота убивала
Шрифт:
– Да, я знаю, что в названии вашей книги было слово «любовь». Как вы считаете, это помогло?
– Откуда мне знать? Книга вышли всего две недели назад. Разумеется, вы работаете в новом, более современном, более свежем «Глянце», так что вам, наверное, надо вставить в заголовок не «любовь», а «секс».
Что у нее с сексом, она что, на нем помешана?
Я слышала из разных источников, что Долорес никогда не называет Кэт по имени, только «она».
– Гм, не знаю. – Я хихикнула. – Кстати, о «Глянце»– как вы считаете, прием по случаю выхода вашей книги помог привлечь
Вопрос был притянут за уши, но я была уверена, что Долорес этого не заметит.
– Билли, о чем вы говорите! Она устроила этот чертов прием только потому, что ее заставил Гарри. Что касается прессы, то на этой неделе все газеты только и пишут, что об умершей няньке.
Она неправильно произнесла мое имя, но я решила, что исправлять не имеет смысла. Я была в восторге, что Долорес меньше чем за минуту сама перескочила на ту самую тему, которая меня интересовала.
– Ну, в этом Кэт не виновата.
Долорес издала нечто среднее между фырканьем и смешком.
– Вы так считаете? Лично я думаю, что с нее станется. А что, хитрый ход: укокошить няньку, чтобы отвлечь внимание от моей книги!
Было непонятно, то ли Долорес не читала сегодняшних газет и не слышала, что предполагаемой жертвой была Кэт, то ли она притворяется, что ничего не знает.
– Это было ужасно, правда? – сказала я. – Такая молодая женщина умирает такой ужасной смертью…
– А вы знаете, что ко мне приходила полиция? Да-да, прямо сюда. Полицейские задавали мне всякие вопросы насчет вечеринки. Насколько я понимаю, они считают, что кто-то из присутствовавших мог заметить нечто подозрительное. Я им сказала, что ни черта не видела и что не была знакома с этой несчастной.
– Думаю, они будут допрашивать многих.
– Не знаю, они меня в свои планы не посвятили. – Долорес замолчала и надула губы, так что верхняя стала выступать вперед, как клюв утконоса. – Когда речь идет о девушках вроде этой няньки, всегда находится много желающих заставить их поплатиться за грехи. Она сама напрашивалась на неприятности, вот и допросилась.
Я была поражена, что она вообще знает что-то о Хайди.
– Что вы имеете в виду?
– Она была, как говорили в наше время, девицей нестрогих нравов. Одна из авторов рассказов, которые вошли в мою книгу, была с ней знакома, девица раньше работала нянькой у ее ребенка в Уэстчестере.
– У одной из писательниц? – недоверчиво переспросила я.
– Ну конечно. У Нэнси Хайленд.
– Я не знала.
Долорес потянулась к оловянной миске, стоящей на кофейном столике, взяла лимонную конфету в целлофановой обертке и снова порывисто повернула голову в мою сторону.
– Ну, она-то уж, конечно, не убивала эту девушку, если вы об этом подумали. Однако она мне рассказала, что эта нянька была та еще змея. Нэнси вышла замуж во второй раз пару лет назад, родила позднего ребенка – ей года сорок два, или сорок три, – и в первые полгода после рождения малыша эта Хилди служила у нее нянькой. У Нэнси есть сын от первого брака, ему уже лет восемнадцать, так вот эта Хилди, или Хайди, или как ее там, с ним спуталась. А потом она его бросила, и мальчик хотел застрелиться.
– Нэнси видела Хайди на вечеринке?
– Видела мельком, и та, увидев Нэнси, вспыхнула. Дело в том, что Нэнси знала, что она там работает. Однако о том, что эта особа натворила, Нэнси узнала только после того, как та уехала.
То, что Долорес рассказала о Хайди, конечно, интересно, но мне нужно снова перевести разговор на Кэт.
– Вы, видимо, об этом не слышали, – сказала я, – но полиция предполагает, что жертвой должна была стать Кэт. Хайди съела конфеты из коробки, которую кто-то в тот вечер принес в подарок Кэт, а конфеты оказались отравленными.
Долорес сосредоточенно отдирала от леденца прилипшую обертку и поэтому не сразу вникла в смысл того, что я сказала. Но когда до нее дошло, она резко вскинула голову. По ее ошеломленному виду я поняла, что она либо величайшая актриса всех времен и народов, либо действительно ничего не знала. Она быстро спросила:
– Что? Кто вам сказал?
– Во-первых, Кэт, а во-вторых, об этом написали в газетах.
– Полицейские продолжают опрашивать людей, они не узнали, кто это сделал?
– Нет, но, похоже, кто-то из гостей вечеринки.
Я видела, что Долорес усиленно ворочает мозгами, однако по выражению ее лица не могла понять, о чем именно она думает. Потом она вдруг спросила, есть ли у меня еще вопросы по поводу книги.
– Я сейчас пытаюсь написать предисловие. Один знакомый редактор мне как-то сказал, что когда человек берет в руки антологию, то первым делом просматривает предисловие. Если оно покажется ему достаточно занимательным, он книгу купит. Ваш редактор не давал вам каких-то конкретных советов по предисловию? Может быть, вы сами мне что-нибудь посоветуете?
Долорес посмотрела на меня с таким ошарашенным видом, будто я спросила нечто невообразимое – например, верит ли она в антихриста или какой у нее размер бюстгальтера. Потом она недовольно покачала головой.
– Вы что, хотите поговорить с моим редактором? У вас еще нет редактора?
– Нет-нет, редактор у меня есть, просто я подумала, что вы… извините, мне кажется, вы сейчас очень заняты, мне, наверное, лучше уйти. Если можно, я вам позже позвоню, если возникнут вопросы.
Я встала, но Долорес осталась сидеть, о чем-то лихорадочно думая. В это время в дверях наконец материализовалась Мэдж. Она несла небольшой деревянный поднос с двумя чашками – мне показалось, что в чашках был кофе без кофеина.
– Черт возьми, Мэдж, где ты пропадала? Послушай, я забыла тебе сказать, Герб сегодня не обедает дома, поэтому можешь приготовить мне палтус. И вызови такси, я хочу выехать через десять минут. Пусть таксист позвонит снизу по домофону, когда приедет.
Интересно, куда это она вдруг собралась? Я не знала, то ли это я ее взбудоражила, то ли она всегда такая. Наверняка Долорес понимала, что если кто-то пытался убить Кэт, то она обязательно окажется в числе подозреваемых. Все еще не вставая с дивана, Долорес спросила: