Если бы не ты
Шрифт:
Горский молча глотал каждое мое слово, при этом он продолжал смотреть на меня своим пронизывающим взглядом, опустив руки вдоль тела.
– Ты же ничего не знаешь, девочка моя. Давай просто поговорим, а выводы потом сделаешь спокойно, - попросил отец.
– Тебе не кажется, что с разговорами ты припозднился лет так на восемнадцать?
– мне хотелось сделать ему больно. Как больно было мне все эти годы без него. Вот только каждое едкое слово, брошенное в лицо Горскому, отзывалось во мне, принося за собой еще больше горести и страданий.
– Никогда не поздно сказать человеку, что любишь
Медленно, выверяя каждое движение, он снова приблизился ко мне и, положив руки на плечи, добавил:
– Ты имеешь полное право меня ненавидеть, вот только раз ты пришла ко мне сама, больше я тебя не потеряю!
А я не нашлась, что сказать. Моя злость и обида вылетали на Горского ударами кулаков о его стальную грудь. Слезы ручьями смывали остатки воспоминаний без него. Сердце предательски билось и хотело любви родного человека. Пусть такого, как Горский, пусть с опозданием в пару десятков лет, но я так устала быть одной и никому не нужной и так сильно всегда хотела рядом любящего отца, что позволила себе обмануться в сотый раз и дать Горскому шанс.
Устав бить его в грудь, я сама бросилась ему на шею и в слезах, еле слышно прошептала заветное слово, которое так сильно когда-то хотел услышать от меня Соболев:
– Папа.
– Прости меня, моя девочка! Прости!
– отец крепко держал меня в своих объятиях и хрипло шептал в мою макушку.- Я так сильно люблю тебя! Всегда любил! Всегда! Ни дня не проходило, чтобы я не думал о тебе. Эта любовь внутри меня, она сильнее меня! И если бы ты только знала, как больно , как невыносимо больно было изо дня в день доказывать тебе обратное! Душа в клочья, сердце в осколках, но ни одна живая душа не должна была знать, кто ты для меня!
– Почему ты отказался от меня? Почему не забрал у Соболева?- я хотела знать, я имела право всё знать.
– А причем тут Соболев? Я от тебя не отказывался, никогда! Слышишь меня, - он слега отстранился и заглянул мне в глаза. Руками он начал водить по моим плечам, боясь, что я снова вырвусь из его объятий.- Вот только лишить Катю дочери я не мог. По моей вине она долгие годы поднимала тебя одна, связала жизнь с Максимом, натерпелась от Федора. Если бы, освободившись, я забрал у нее тебя, это сломало бы ее окончательно.
– Если ты так ее любил, то почему не забрал нас вместе?
– мне не нужны были слова, я смотрела в глаза отца и все видела. Дикая боль, отчаяние и глубокая тоска. Он все еще любил маму. Но отказался и от нее.
– Иногда бывает слишком поздно, дочка! Вот и я опоздал, она выбрала Максима.
– Ничего подобного!- почти сорвалась на крик в его руках.- Это не правда! Ты сам велел исчезнуть из твоей жизни и маме, и мне. Такое условие ты поставил Соболеву, чтобы защитить меня от Федора!
– Бред! Ты несешь бред, Ксюша! О чем ты вообще?- Горский убрал от меня руки и схватился ими за свою голову. Он отошел от меня, потом резко вернулся, глядя на меня, и снова сделал шаг в сторону.
– Все было не так! Не так! Я поставил перед Соболевым условие, да! Но другое!
– Какое?- дрожащим голосом спросила отца. Неужели Гена вновь меня обманул.
– Когда Соболев пришел за помощью, не помочь я не мог. Если до его бизнеса мне дела не было, то оставить тебя и Катю в опасности было выше моих сил. Да, я выдвинул условие. Но я прекрасно знал, что, даже если Соболев не согласится, я все равно вас не брошу в беде, - Горский сложил руки на стойку и опустил вниз голову.- Но Максим согласился.
– Какое было условие?- повторила свой вопрос отцу.
– Я просил, чтобы он отпустил Катю. Аннулировал их соглашение. Дал ей право самой выбирать с кем жить и кого любить,- тихо, с болью в голосе ответил Горский.- Мы дали Кате месяц на раздумья. По итогам которого она должна была выбрать. И она выбрала не меня. Она уехала с ним! А я просто не стал мешать ее счастью.
– Ты ничего не знаешь, верно?- в голове все встало на свои места. Вот почему Соболев скрывал болезнь мамы, вот почему за эти четыре года он ни разу не привез ее домой, вот почему меня пытались убедить, что Горский - исчадие ада для меня и мамы. Соболев просто боялся! А мама была не в состоянии принимать решения!
– Не знаю чего?- тихий голос отца в одну секунду обрел металлические ноты.
– С мамой случился несчастный случай, четыре года назад, почти сразу, как меня отправили в Лондон, - я взглянула на отца и поняла, что ввела его в заблуждение своими словами.- Нет, нет, она жива! Жива! Но она привязана к инвалидному креслу и практически не говорит.
Возможно, мне показалось, но за это мгновение отец постарел лет на десять. Его глаза впали и потеряли блеск, волосы приобрели сероватый оттенок, плечи опали, а сам он весь сжался от невыносимой боли. Он не знал! Все эти годы он считал, что мама выбрала другого, что предала его. Мне было страшно представить, что сейчас творилось у него внутри. Но то, что эта новость сломала его, было видно невооруженным взглядом.
– Пожалуйста, дочка, оставь меня одного! Утром. Мы обо всем поговорим утром!- неживым голосом произнес отец.
Я сорвалась к лестнице и бегом отправилась на второй этаж. Там, внизу, прямо сейчас Горский переживал свою личную трагедию и свидетели ему были не нужны. Грохот бьющейся посуды и ломающейся мебели, его рык и стоны заполнили весь дом. Из дальней комнаты на шум выскочил Лерой, но я остановила его:
– Пожалуйста, дай ему пережить эту боль самому.
– Ксюша, что произошло?- обеспокоенно спросил мужчина.
– Он просто узнал правду.
62. Боль. Часть 2.
Утро в очередной раз встретило меня серым небом и проливным дождем. Погода в последнее время изумительно чувствовала меня. Или я ее. Неважно.
Встав с кровати и заправив ее, я подошла к окну. Вчера мы приехали ночью и я не смогла рассмотреть место, где находилась. Первое, что бросилось в глаза, это огромные сосны, которые окружали дом словно второй забор. В голове промелькнула мысль, что летом здесь должно быть стоит сумасшедший сосновый аромат. На территории дома было еще несколько построек: гараж, баня и деревянный шатер, которые между собой соединялись извилистыми дорожками , выложенными из камня. Здесь не было огромного пространства, изысканных статуй или диковинных растений. Нет, всё было просто. Но эта простота казалась уютной и домашней.