Если бы стены могли говорить… Моя жизнь в архитектуре
Шрифт:
Мы приземляемся рано утром в понедельник по сингапурскому времени. Я всегда удостоверяюсь, что в отеле, где мы остановимся, работает бассейн, потому что стараюсь плавать каждый день. В Бостоне в теплое время года, и даже не в очень теплое, как в конце сентября, я плаваю по утрам в озере Уолден в Конкорде – это красивое место, да и дисциплину нужно соблюдать. Во время этой поездки, после заплыва в бассейне отеля, я готовлюсь к встрече с представителями Управления по перепланировке города. Затем, в полдень, мы устраиваем репетицию. К двум часам дня мы собираемся на совещание с чиновниками из правительства: проводим презентацию, обсуждаем, получаем информацию и предложения. У нашей компании долгая история успешного сотрудничества с URA. Мы разделяем позицию Управления относительно роли градостроительного проектирования: объединять множество проектов для формирования целостных районов города. Наши взаимоотношения с URA основаны на взаимном уважении, и встреча проходит хорошо.
Вечером мы с Михаль встречаемся за ужином с моим клиентом и ныне близким
Во вторник мы снова едем в аэропорт: нам предстоит шестичасовой перелет в Чунцин, город в Китайской Народной Республике, о котором мало кто знает, несмотря на то что это муниципалитет с общим населением 33 млн человек. Чунцин – это также место, где находится крупнейший из разработанных и построенных нами проектов: многофункциональный комплекс Раффлз-Сити площадью 1115 тыс. м2 на историческом и стратегическом месте – площади Чаотяньмэнь. Здесь встречаются реки Янцзы и Цзялинцзян, формируя клин, немного похожий на оконечность Нижнего Манхэттена, – он известен как Пристань Императора. Это самое символическое место в городе. Проект выиграл конкурс, в котором мы участвовали вместе с CapitaLand, ведущей активную застройку в Китае.
Раффлз-Сити в Чунцине, Китай, 2020 г.: восемь башен на «стрелке», известной как Пристань Императора
Термин «конкурс проектов» кажется простым, но конкурсы отнимают много времени, их проведение стоит дорого, и это неизбежно. В такой компании, как наша, более половины реализуемых проектов добыты в результате сражений с другими компаниями, чьи руководители – мои ровесники, а в некоторых случаях и близкие друзья, как, например, Фрэнк Гери, Норман Фостер, Ренцо Пиано и другие. Большинство таких конкурсов – закрытые, в них участвует ограниченное число компаний из шорт-листа, обычно с вознаграждением, частично покрывающим затраты, но не более 10 % стоимости выполнения работы. На один крупный проект музея в Китае, ради которого мы прошли четыре этапа конкурса, прежде чем проиграли, наша компания потратила около миллиона долларов. Чем крупнее и сложнее проект, тем больше риск и затраты. Для средней или крупной компании почти невозможно, учитывая накладные расходы и издержки, участвовать в конкурсе проектов ради суммы, не доходящей до нескольких сотен тысяч долларов. Некомпенсируемые затраты могут превышать несколько миллионов долларов, когда речь идет, скажем, о конкурсе на строительство крупного международного аэропорта. А динамика может быть коварной: чем амбициознее компания и заманчивей проект, тем больше рычагов у клиента при включении в шорт-лист архитекторов, чтобы заставить их инвестировать в конкурс все больше и больше собственных ресурсов. Мы выиграли примерно половину конкурсов, на участие в которых подавали заявки, но эта статистика вводит в заблуждение: у нас иногда бывает несколько побед подряд, а затем тяжелая череда неудач, которая вызывает уныние и приводит к финансовой нестабильности. Я часто задаюсь вопросом: как знаменитый архитектор Заха Хадид могла многие годы переносить отказы, прежде чем ее карьера расцвела? Это свидетельство ее глубокой и непреклонной убежденности в достижении цели.
К счастью, в Чунцине мы поднялись на верхнюю строчку. Теперь, после восьми лет проектирования и строительства, проект близок к завершению. Уже несколько лет каждые 6–8 недель я путешествую в Шанхай или Чунцин, пересматривая детали, макеты, материалы. В Чунцине я провел на месте строительства бесчисленную череду летних дней при 38-градусной жаре. Я бывал там и в холодные зимние дни. Экстремальный изменчивый климат Чунцина побудил нас создать на пятидесятом этаже закрытую оранжерею, соединяющую четыре из восьми небоскребов, вместо открытого поднебесного парка, подобного тому, что украсил крышу Marina Bay Sands, словно открытое всем ветрам зеленое плоскогорье. Представьте оранжерею как «горизонтальный небоскреб» – лежащую на боку башню высотой 305 м. Вообразите, что Эмпайр-стейт-билдинг, Крайслер-билдинг, Вулворт-билдинг и Рокфеллер-центр собраны в группу в Нижнем Манхэттене и соединены этим горизонтальным небоскребом – это закрытая версия парка Хай-Лайн в трубе на высоте 243 м над уровнем улицы. Оранжерея вошла в Книгу рекордов Гиннеса как самый длинный в мире крытый переход. Здесь, на «стрелке» Чунцина, создается новый вид лесного полога в городе: мы используем новый способ смягчить плотность застройки с помощью высотной «парковой зоны», где могли бы встретиться люди, которых в ином случае разделяли бы множество высоток и поездки на лифтах.
Оранжерея в Чунцине, озелененный крытый переход
Мы приземляемся в Чунцине в 13:00 и сразу же отправляемся на место. У нас всего два дня для того, чтобы обойти огромную территорию. Мы должны осмотреть открытую галерею для розничной торговли, жилые башни, офисы, гостиницу и оранжерею, находящиеся на стадии завершения. На этом этапе наша работа сводится в основном к последним штрихам: регулировке освещения, проверке вывесок, улучшению интерьеров. Все серьезные решения приняты давным-давно. Лифты установлены, и, ко всеобщей радости, в большей части помещений уже работают кондиционеры. Но необходимо все проверять самому. На месте я внимательно смотрю на все широко раскрытыми, как у совы, глазами, чтобы контролировать все – в том числе, например, такую деталь: на листьях растений в оранжерее скопилась почти сантиметровая строительная пыль, а это вредит тысячам только что высаженных деревьев и кустарников. Нужно вызвать армию уборщиков, чтобы они вымыли губками каждый листочек.
Тем же вечером у нас ужин за большим круглым столом с нашей командой, клиентом и многими консультантами, которые присоединились к архитекторам из нашей компании, находившимся на месте строительства последние пять лет. Закончив работу в Чунцине, на следующий день, в среду, после полудня, мы летим в блистающий город Шэньчжэнь, расположенный в материковой части Китая и граничащий с Гонконгом. Две недели назад на открытии Jewel Changi мы встретились с вице-мэром Шэньчжэня и руководителем аэропорта этого города. На самом деле они привезли с собой целую делегацию. Разговор шел о Jewel: о том, что этот комплекс изменил всю систему дизайна аэропорта. Американцы, возможно, сами того не осознавая, привыкли принимать как данность неудобство, унылость, а иногда и просто убогость многих нестандартных аэропортов. Однако в Азии дизайн аэропорта является предметом соперничества: в ожесточенной борьбе за превосходство сингапурский аэропорт Чанги несколько лет держал статус «лучшего аэропорта мира» по версии Skytrax, международной организации, составляющей рейтинг аэропортов, а Jewel представляет собой сооружение, с которым не может сравниться ни один другой аэропорт. Но Шэньчжэнь хотел попробовать. Город недавно завершил строительство нового аэропорта (который много фотографируют) по проекту итальянского архитектора Массимилиано Фуксаса. Встреча в Шэньчжэне касалась вопросов создания комплекса, подобного Jewel, но даже еще более крупного, соответствующего аэропорту. Шэньчжэнь стал первой свободной экономической зоной Китая. Муниципальные власти этой зоны считаются просвещенными, к тому же они амбициозны даже по китайским стандартам, в которых не так много видимых границ.
Как только самолет приземляется, прямо у трапа нас встречает исполнительный директор аэропорта – это всегда хороший знак – и сразу же сопровождает на банкет. К нам присоединяются Харон Лубин и Чару Кокате, партнер из сингапурского офиса нашей компании, которые прилетели несколькими часами ранее. За ужином с кантонскими деликатесами (утка, морские ушки, дамплинги) главный исполнительный директор и председатель совета директоров аэропорта вместе с командой описывают свой замысел: масштабы, планы, видение.
На следующее утро, в четверг, мы совершаем обход и осматриваем участок, отведенный под комплекс. Это будет аэропорт-город: соединение элитных офисов и передовых исследований на основе нашего вдохновляющего проекта, который мы назвали «Кристалл». Затем мы идем еще на один банкет, в этот раз к нам присоединяются официальные представители власти Шэньчжэня. Банкет проходит оживленно и весело, с пылкими тостами, частыми и продолжительными. К счастью, тосты не связаны с употреблением маотая – очень крепкого китайского алкогольного напитка. Возможно, из уважения к гостю или с учетом времени каждый тост сопровождается глотком бордо. Во второй половине дня нас провозят по городу. Это место за два поколения превратилось из небольшого поселка на задворках Гонконга в мегаполис с 12-миллионным населением. Китай никогда не перестает удивлять, так же как его правительство и бюрократические системы не перестают создавать трудности. Но из того, что мы узнали во время нашего двухдневного пребывания в Шэньчжэне, следует, что проект аэропорта, кажется, будет нашим.
Это хорошие новости, но настоящая работа и настоящий риск еще впереди. Если отставить в сторону проектирование, то экономическая сторона занятий архитектурой внушает страх. В США десятки лет назад антимонопольное законодательство запретило архитекторам устанавливать единый прейскурант. С тех пор каждый архитектор обязан заранее обсуждать общий гонорар при получении каждого нового заказа. Для того чтобы оценить, насколько это бессмысленно, представьте деятельность юриста, где оплата в основном почасовая и ее размер включает стоимость работы и накладные расходы (и, конечно, прибыль). Размер гонорара архитектора фиксируется на ранней стадии проекта, и здесь перед нами стоят две противоположные задачи. Для ответственного выполнения работы необходимо уделять ей все положенное время, включая надзор за строительством, и в то же время коммерческий директор компании всегда посматривает на часы.