Если бы ты знал

Кьют Аля

– Мы не поедем?

– Пока нет, дорогой.

Он воспринял это удивительно легко.

– Я возьму горшок и сухарики, – сообщил Митя, дергая дверь машины. – И сок. Ты обещала сок!

Илья достал мою сумку из багажника и пошел за нами в магазин. Я быстренько взяла коробку сока, оплатила, и через минуту мы уже входили в подъезд.

Я следила за Ильей

во все глаза, готовая закрыть ему рот, едва начнет говорить при Мите что-то шокирующее. Он помалкивал, слава богу, но доверия моего все равно не заслуживал. Мы вошли в квартиру, и Митя отправился относить горшок в спальню. Я сразу зашипела на Илью.

– Хоть слово при ребенке скажешь, и я придушу тебя.

– Я не собирался ничего обсуждать при Мите, – не менее зло зашептал Илья. – Думаешь, я ждал всю гребаную ночь, потому что обожаю сидеть в темноте на лавочке?

Я ахнула.

– Ты ждал всю ночь?

– Да, на скамье у подъезда. Как пес, – выплюнул Илья.

– Зачем?

Илья растолковал мне, как невменяемой:

– Чтобы не будить ребенка, разумеется.

– Зачем ты вообще пришел?

– Да, зачем ты пришел? – повторил за мной вернувшийся в прихожую Митя.

Мы с Ильёй стояли друг напротив друга у двери, пререкались, не разувшись, даже дверь я забыла запереть.

– Ты опять обижаешь маму? – с угрозой в голосе поинтересовался мой сын.

– Мы просто разговариваем, Митя.

– Я за тобой наблюдаю.

Митька направил два пальца на свои глаза, затем указал ими на Илью. Все было бы очень смешно, если бы это происходило не с Ильей. Зато сам Раевский вполне весело посмеивался.

– Ты очень болтливый парень, знаешь? – проговорил Илья, потешаясь над Митей.

– Знаю, – он пожал плечами. – Мама мне каждый день об этом говорит. И просит помолчать хоть минуту, чтобы она могла послушать свои мысли.

– Вчера тебе, наверное, было плохо. Поэтому ты больше помалкивал на приеме в моем кабинете?

Митя хлопнул себя по лбу и выпалил:

– Ты доктор! Из клиники. Я вспомнил, где мы виделись.

– Меня часто не узнают

без формы. Я привык, – махнул рукой Илья.

– Значит, ты мамин знакомый, а не какой-то хрен с горы…

– Митя! – рявкнула я, окончательно сатанея. – Еще слово, и я запрещу тебе общаться с дедом.

– Но деда так и не говорит.

– «Крепкий» орешек, – влез Илья. – Они смотрели крепкий орешек. Джон Маклейн и Рождество.

– Йо-хо-хо, при… – начал восторженно цитировать Митька, но ругательство проглотил под моим суровым взглядом.

– Вы меня с ума сведете.

Я разулась и прошла в ванную помыть руки.

Илья последовал за мной и напомнил об этом же Мите. Парень растолкал нас, чтобы влезть первым. В тесной ванной я сразу же оказалась прижата к Илье. Он стоял позади, похоже, не возражал. Мы встретились глазами в зеркальном отражении. Меня затягивало в синий омут глаз Ильи. Голова шла кругом, подташнивало от нервов.

Митя намывал руки и ничего не замечал.

– Помыл два раза, – похвастался сын, показывая мне ладошки. – Раз мы никуда не едем, я могу посмотреть мультики?

– Да, – выдохнула я. – Сам включишь?

– Попробую. У меня получается.

Он умчался вихрем пробовать. Илья тотчас закрыл дверь в ванной и зашептал:

– Ты можешь бегать сколько угодно, Ева, но Митя – мой сын. Ведь так?

Он все понял сам, но требовал от меня подтверждения. Я опустила голову, пытаясь срочно что-то придумать. Илья не дал мне возможности спрятаться. Он развернул меня к себе лицом и приподнял мою голову за подбородок, смотрел прямо в душу. Его синие глаза снова заставляли меня бледнеть, краснеть, дрожать и таять.

– С чего ты взял? – жалко сопротивлялась я.

– У меня есть глаза, Ева. А еще я умею считать. Ему четыре года.

– Откуда ты знаешь?

Илья закатил глаза.

– Медицинская карта.

– Твою мать, – выругалась я в сердцах. – Это ничего не значит. Думаешь, я только с тобой спала? Очень самонадеянно, Раевский.

Конец ознакомительного фрагмента.