Если бы ты знал
Шрифт:
Я сама себя привела в ловушку, оказалась заперта с Раевским в темной тесной подсобке без свидетелей. Боже, какая дура. Это не кабинет в клинике и даже не полупустой бар. Здесь нет Мити или Сашки, перед которыми Илья должен вести себя прилично. Тут только мы.
Мое сердце билось одновременно во рту, в горле, колотилось пульсом в висках, в животе, в пятках. Я была на грани панической атаки. Илья припер меня к стенке во всех смыслах, но при этом зачем-то продолжал вести со мной светские беседы.
– Я слышал, твоя тетя умерла.
Я опустила голову, чтобы он никаким образом не смог меня поцеловать.
У меня не было никакого желания любезничать.
– Поздновато соболезнуешь, Илья. Ее полгода как нет.
Я попыталась оттолкнуть его, но он продолжал стоять каменной глыбой, нависать надо мной скалой. От собственной беспомощности впору было разрыдаться. Я сдерживала слезы, но голос дрожал, когда я потребовала:
– Уйди. Не хочу тебя видеть.
Он снова никуда не собирался, продолжал болтать.
– Ева, я знаю, что обидел тебя. Прости. Мне жаль.
Я рассмеялась.
– Жаль? Тебе жаль, Раевский? Твои сраные извинения опоздали на пять гребаных лет. Отстань, Илья!
– Нет! – Илья положил руки мне на талию. Они сдавили меня, заключая в кольцо его власти. Я до сих пор вся дрожу от его прикосновений.
Ладони Ильи заскользили по моим бокам, по спине. Он погладил мою шею, запустил пальцы в волосы, заставляя запрокинуть голову и смотреть на него. Второй рукой он сжал мою попку.
Предательский стон вырвался из моего рта. Колени подогнулись. Я была на грани, но все еще могла сопротивляться. Оттолкнуть его опять не вышло, и я просто била его кулаками по груди.
– Хватит. Прекрати! – скулила я, стараясь не стонать. – Убери от меня свои мерзкие женатые лапы.
– Не могу, – выдохнул Илья мне в шею. Его губы заскользили по чувствительной коже к ушку. Он куснул меня за мочку.
Я всхлипывала, продолжая бить его.
– Не смей, нет. Уходи к жене. Иди Таню свою целуй.
Илья неожиданно послушался и прекратил целовать меня. Я теперь была готова завыть от потери и разочарования.
– Я не могу пойти к жене, потому что ее нет, – сказала Илья.
Прозвучало ужасно.
– Она умерла? – предположила я самое плохое.
Илья нервно усмехнулся.
– Нет, слава богу. Я развелся, Ева.
Глупая радость пронзила меня в самое сердце. Я разозлилась, потому что не имела права радоваться.
– Я развелся, – повторил Илья, потому что я никак не реагировала.
– И что ты за это хочешь? Медаль? – едко поинтересовалась я.
– Нет. Тебя.
Он держал мое лицо в ладонях. Наши глаза привыкли к темноте, и я могла видеть его лицо. Не так хорошо, как в баре или утром на приеме. Но мне и не нужен свет, чтобы помнить его потрясающие скулы, волевой подбородок и пронзительный взгляд.
Время остановилось, реальность рассыпалась. Мне как будто снова восемнадцать, и все, что я хочу – забываться в объятиях этого мужчины.
– Хочу тебя, Ева, – вторил Илья моим мыслям.
Он склонился, погладил пальцами мои щеки, но не спешил поцеловать.
– Видит бог, как я хочу тебя, девочка, – выдохнул он. – Но нам лучше сначала поговорить…
– Нет, – выпалила я и сократила расстояние между нашими губами.
Никаких разговоров. Я должна заткнуть ему рот и заставить забыться. Раньше у меня прекрасно получалось. Посмотрим, есть ли у меня власть над Ильёй теперь.
Я только коснулась его губ, и хватка Раевского усилилась. Он сжал меня в объятиях, почти причиняя боль. Но я не возражала. Мне нравилось чувствовать его страсть и неистовую потребность во мне. Илья смял, сокрушил мои губы. Он не тратил время на нежные уговоры, как раньше. Его голодный жадный рот терзал меня. Щетина царапала мне губы и щеки, но я снова была не против. Эти колкие болезненные поцелуи желаннее любой нежности.
– Ева, Ева, Ева, – бормотал Илья, жаля меня губами. – Хочу тебя. Как же я скучал, малышка. Ты такая…
Я укусила его за губу, чтобы заткнуть рот. Не хочу ничего слышать. Все вранье. Его слова – сплошная ложь. Только губы и руки говорят правду.
Илья потерся пахом о мое бедро, намекая, что и его член готов искренне высказаться. В нем я тоже не сомневалась, но так далеко точно не буду заходить.
– Я не буду трахаться с тобой в подсобке, – заявила я, задыхаясь от желания.
– Серьезно?
– Да.
– Ну ладно, – быстро согласился Илья и снова стал целовать меня.
Он потянул меня за волосы, заставляя повернуть голову. Так ему было удобнее покрывать поцелуями шею. Илья провел языком до ключицы, прикусил кожу груди. Его пальцы ловко расстегнули рубашку до пояса и отодвинули в сторону чашечку лифчика.
Я извивалась и постанывала, пока он водил языкам по соску, посасывал его, сдавливал губами.
Моя грудь изменилась после кормления, но Илью это, кажется, не беспокоило. Он измучил один сосок и переключился на другой. Его руки колдовали теперь с моими джинсами. Пальцы разделались с пуговицей, проникли под трусики. Он безошибочно нашел самое чувствительно место, там, где билось одно из моих маленьких сердец.
Илья поглаживал и надавливал, водил пальцем по кругу и чуть пощипывал мега чувствительную плоть. Теперь была моя очередь вцепиться в его волосы.
Я ненавидела себя за слабость, но не могла отказаться от волшебства его рук и губ. Старые, давно забытые инстинкты взяли надо мной верх. Я была на грани и точно знала, что не сдержу ненавистного восторга.
– Илья, я не выдержу, – предупредила я его. – Я закричу.
Он пришел мне на помощь и накрыл мой рот поцелуем. Его губы заглушили мои громкие бесстыжие крики и стоны. Я крупно вздрагивала в его руках, раздираемая удовольствием и ненавистью.