Если что-то случится
Шрифт:
– Веди, - сказал я.
Лифт унес нас в глубокий подвал. Сейчас, днем, в зале было пусто. Широкий овальный танцпол, по краям на возвышении два яруса столиков и диванчиков. От десятков тысячеватток, освещавших черные стены, тек душный, перегретый воздух.
– Дим!
– крикнул Зингер через зал парню за диджейским пультом.
– Включи рабочий режим, хочу похвастаться перед фотографом. И девчонок позови, пусть попрыгают.
Дима кивнул и убежал через служебный вход.
– Весь танцпол - это динамик. Музыка бьет под коленки. Офисное здание, ночью жаловаться некому, - ощерился Зингер.
– У нас лучшие басы в столице.
Свет погас везде одновременно. Первые секунды глаз еще мог ухватить меркнущие зигзаги нитей накаливания, а потом пришла темнота. Невероятная, подземная, абсолютная.
– Ну как?
– весело спросил Зингер.
– Плющит?
Я не успел ответить, потому что пол под ногами дрогнул. Снова и снова. Это даже не было звуком - просто легкие ритмичные удары. Наверное, так ощущаются легкие землетрясения.
Внезапно я стал различать очертания зала. Синие полосы обрисовывали каждую ступеньку, грани колонн, углы, косяки, балки. Будто я попал в координатную сетку. Края столиков, ножки стульев светились пронзительно-зеленым. Цвет задал окружающему пространству четкие рамки. Я поднял руки к глазам. Белые нашивки на рукавах тоже ярко блестели. Зингер оказался виден весь, кроме лица - его костюм был разрисован желтым и розовым под скелета. Зингер без головы.
На танцпол выбежали две красотки из подтанцовки. На лицах - светящиеся маски, а трико расписаны длинными продольными полосами.
Мир вокруг меня состоял из цветных нитей, плывущих, качающихся, дрожащих, бьющихся в такт с подземными барабанами. Тьма и ритм.
Оставалось придумать, как это можно сфотографировать. И кое-что поважнее.
Вход в метро казался разинутой пастью. Люди огибали меня, спешили во мрак. Я последовал за ними.
С недавних пор ступени эскалатора тоже стали подкрашивать флюоресцентом. Тлеющие столбики ламп только мешали - света они почти не давали. Голубые перила, а между ними - оранжевые полоски ступенек, как рельсы и шпалы, уходящие вниз. Темные силуэты людей. Цветные нашивки на плечах, спинах, локтях. Неразличимые лица.
На платформе стоял наряд одноглазых. Они проводили меня внимательными взглядами сквозь приборы ночного видения. Интересно, как я выгляжу в инфракрасном диапазоне?
В вагонном сумраке покачивался лес темных голов. Я проехал до «Китай-города».
На выходе подошел к таксофонам.
– Господина Смирягу, пожалуйста!
В трубке заиграла та же мелодия, что сопровождает все рекламные ролики «Технопарка».
– Слушаю.
– Голос был не грубым, скорее, матерым.
– Господин Смиряга?
– спросил я, закрыв шарфом трубку.
– Андрей Тягаев попросил меня встретиться с вами и передать один предмет. Вы свободны сегодня?
– Подъезжайте, - сказал собеседник.
– Не-е, мы так не договаривались!
– капризно ответил я.
– Андрей совсем, что ли, очумел? Не можете сами приехать, так пришлите кого-нибудь.
– Где встретимся?
– спросил Смиряга, начальник отдела безопасности центра, где работали Дрюха и Карен.
– Сегодня в одиннадцать, в клубе «Вечная тьма» на Таганке. Я забронирую столик на ваше имя.
Не дожидаясь ответа, я нажал на рычаг. И сразу набрал второй номер. Там не играла музыка. Трубку сняли с невнятным «алло».
– Карен Саарян кое-что для вас приготовил, - сказал я.
– Вы еще заинтересованы?
– Да, - сухо ответил ничем не примечательный голос.
– С кем имею честь?
– После одиннадцати вечера из клуба «Вечная тьма» выйдет человек по фамилии Смиряга. Можете попросить у него то, что вы ищете.
– Вы меня с кем-то путаете, - поскучнел собеседник.
– Значит, файл «Фотогорение» возвращается домой. Несколько секунд в трубке был слышен только шорох статики.
– Что хотите за информацию?
– Если все получится, тогда и обсудим, - сказал я.
– Разумно.
Я повесил трубку и быстро ушел от автомата, то и дело оглядываясь. Паранойе только дай волю!
Турбюро, где работал Миха Никольский, занимало целый этаж в офисном здании на Покровке. К Механику я приезжал по два-три раза в месяц. Здесь ничего не изменилось - в меру бестолковые, но предупредительные девчонки-менеджеры опять попытались отправить меня за рубеж. Или у меня внешность такая незапоминаю-щаяся?
Механик вышел из недр офиса и увел меня за собой. Он отпустил длинные волосы и вид имел слегка потусторонний. В расстегнутом вороте побрякивали висящие на тонкой цепочке крестик, полумесяц, звезда Давида и какая-то тантрическая штучка.
– Потрясающая новость!
– сразу решил поделиться он.
– Только, чур, не смеяться! Ты слышал, что старообрядцы вообще отказались от искусственного освещения?
– Это от какого - от искусственного?
– не понял я.
– От ламп дневного света, что ли?
– От любого рукотворного, - наставительно сказал Механик.
– Свет - от Бога, и не нам за Божьи дела браться! Они молятся, и у них светло!
Я постарался не смеяться, потому что пообещал. Тут его позвали к телефону.
Молчаливый сын Механика, которого тот частенько забирал с продленки к себе на работу, сидел за столом у окна и никак не реагировал на нашу болтовню. Вытянув губы трубочкой, он склонился над альбомом, куда перерисовывал с календаря турецкий отель. Го-родушки из кубиков выглядели вполне законченными, и мальчишка уже взялся за небо. Выбрал из большого набора коротенький серый карандаш, оставил в углу свободный кружок солнца, и начал не слишком умело заштриховывать все вокруг.
– Давай покажу, как…
Механёнок охотно отдал карандаш мне.
– Смотри, закрашиваем равномерно все небо…
– А солнце?
– возмутился мальчишка.
– Не спеши!
– я закончил и взял ластик.
– А теперь - вот так, только слегка, не нажимая…
В относительно ровном сером небе появилась круглая светлая проплешина.
– Ух ты!
– детскому восторгу не было предела.
– Как настоящее!
Вернулся Механик, озабоченно глядя на часы.
– Извини, - сказал я.
– Давай… и я побегу.
– А подождать можешь?
– спросил он, думая о чем-то своем.
– Или лучше - пойдем со мной. А то уже без одной минуты!
Он завел меня в пустой кабинет, задернул шторы, не включив света, и достал из шкафа молельный коврик. Что-то новое.
– Сейчас ты увидишь простой, но веский довод, - заявил Механик.
– В пользу чего?
– спросил я, но он не ответил.
Механик ослабил узел галстука, расстегнул пиджак и опустился на колени, повернувшись лицом к окну.
– Дева Мария, несущая нам благость и успокоение! Иисус, сын ее, принявший наши грехи! Аллах, великий и всемогущий! Изида и Один, Ра и Кетцалькоатль! Не оставьте нас во тьме, детей ваших грешных!