Если однажды жизнь отнимет тебя у меня...
Шрифт:
— Ну, не знаю. Но все-таки им будет не так тяжело. Я видела одну передачу: родители погибшего говорили, как непереносимо им молчание человека, отнявшего жизнь у их сына. Молчание казалось им безразличием и переполняло их ненавистью. И папе тоже стало бы легче.
Родители молчали, размышляя над словами дочери, а дочь смотрела на них пронзительным, полным ожидания взглядом.
— Почему бы и нет? — высказала наконец свое мнение Дженна. — А ты как думаешь, Алекс?
Габриэль кивнул.
— Хорошая мысль, — негромко сказал он. — Просто замечательная.
Элоди поднесла ко рту вилку, вздохнув с облегчением: впервые после аварии на лице отца появилась тень улыбки.
День шестой
26
Нетерпение мешало Габриэлю сосредоточиться. Он шагал по кабинету, стараясь продумать до конца пришедшую в голову идею и опасаясь, что волнение помешает ему предусмотреть все возможные последствия.
Значит, в первую очередь нужно успокоиться. Он сел в кресло, вытянул ноги и постарался дышать как можно глубже. И тут же понял, что так расслабиться не удастся. Ему непременно нужно было действовать. И как можно скорее.
Он взял листок бумаги и написал несколько первых попавшихся слов. Опасения оказались ненапрасными, почерк был не Габриэля, а Александра. Но он не впал в отчаяние. Подумал несколько секунд и сообразил, как обойти возникшее препятствие.
Вышел из кабинета, миновал гостиную и взял ключи от машины.
Габриэль вошел в квартиру, стараясь не смотреть по сторонам. Он твердо решил не поддаваться слабости, вникая в молчаливые свидетельства былого, затаившиеся вокруг.
Клара могла спрятать тест на беременность только в одном-единственном месте: в шкафу, который он отдал в ее полное распоряжение и куда, разумеется, никогда не заглядывал. Действительно, он нашел его в стопке белья.
Взял в руки, рассмотрел с любопытством и печалью, словно эта полоска открывала ему правду, еще более весомую, чем та, которую он уже знал.
Он видел ее в ладони Клары, когда она пережила свое невероятное открытие. Удивленные большие глаза, дрогнувшие губы, сердце, забившееся от волнения, попытка ощутить в глубине своего существа зародившуюся новую жизнь. А потом страх, сомнения, отчаяние.
Габриэль сел за свой стол и открыл компьютер.
Изменил дату, час и принялся писать, не давая себе времени на размышления. Он знал, что хочет сказать, и предоставил чувствам вести его руку.
Вторник, 12 июня
Любовь моя!
Ты, конечно, удивишься, получив от меня письмо. До сих пор я посылал тебе только короткие эсэмэски или оставлял голосовые сообщения. Делился внезапной мыслью, переживанием, порывом сердца. Несколько слов вместо топлива, поддерживающих энергию нашей всепоглощающей страсти.
Первоначальный пьянящий туман рассеялся, и наша любовь потребовала большего пространства, более глубокого дыхания. Время перед нами, словно перед воинами, опьяненными первыми победами, предстало как бесконечность, но со своими пожеланиями и опасениями. Хотелось дать возможность нашей любви жить в этом новом пространстве. Возникло опасение, удастся ли это, достаточно ли у нас сил на бесконечность…
Ты сочтешь, что в письме слишком много лирики. Улыбнешься наивности переживаний. Удивишься, видя, скольких усилий мне стоит выразить словами на бумаге то, чего я никогда не умел сказать тебе устно. Я не хочу, чтобы мое «Я люблю тебя» было простой запятой в потоке молчаливой любви, которая нас объединяет. Оно не эхо твоего «Я люблю тебя». И не возглас в момент наших страстных, сумасшедших объятий.
Мое «Я люблю тебя» — это признание и обещание будущего. Будущее я беру в свидетели, признаваясь тебе в любви.
В моем «Я люблю тебя» нет больше страхов: страха оказаться не на высоте, не суметь сделать тебя счастливой, боязни стать мужем и отцом, состариться рядом с тобой.
И если я не сказал тебе этого раньше, то только потому, что не умею высказывать чувства словами. Потому что робею перед нашей любовью. Ее не передать теми скудными средствами, которые даны мне для выражения моих чувств. И когда я пытаюсь что-то сказать тебе о них, то теряюсь в залитой солнцем пустыне без компаса.
Но сегодня я набрался мужества тебе написать. После нашей ссоры я решил, что потерял тебя, и ужас, который я испытал, был куда сильнее страха не суметь выразить свои чувства или страха перед ответственностью.
Да, я робею перед нашей любовью. Я похож на ребенка, который столкнулся с тем, что превосходит его понимание, изумляет безмерностью и загадочностью. А я ведь хороший специалист, консультант. Всех восхищают зрелость моих рассуждений, умение принимать решения, способность убеждать.
Но я был персонажем из чужого сценария. Для родителей я некий потенциал, возможность, удачная фишка, чьи достоинства можно развить, а недостатки устранить. Я не осуждаю их. Их любовь выражается в желании дать мне все, о чем они мечтали сами, обеспечить благополучное будущее, высокое положение в обществе, чтобы никто не мог обидеть меня и ранить.
Но я был ребенком таким же, как все. Меня пугала безграничность Вселенной, переполненной призраками, ловушками и чудесами. Меня никто никогда не попробовал успокоить. Меня просили расти, быть разумным, быть взрослым. Я должен был быть на высоте амбиций, которые уже заготовили для меня в туманном будущем. Это будущее мне предстояло уверенно и твердо завоевывать. И я послушно следовал намеченной программе, убежденный, что достаточно идти след в след за моими родителями, и я избегу всех ловушек и призраков, буду неуязвим. Я играл супергероя, которым все и хотели меня видеть.
Благодаря тебе я прекратил игру. В твоих глазах я увидел себя таким, какой я есть. Твой взгляд проявил мое существование, выстроил прошлое, прояснил будущее, связал их между собой, отыскал во мне особенность, вдохновившую тебя.
Никто до сих пор не смотрел на меня так.
Сначала меня захватил, опьянил поток чувств.
Потом под влиянием этих чувств я усомнился во всем, что считал своими достижениями, и это меня потрясло. Мной овладело малодушие, знакомое многим мужчинам, когда любовь открывает им их собственную слабость на уже проделанном пути.
Вот еще почему я не сумел произнести тех слов, которых ты от меня ждала.
Я мог бы и дальше отстраняться от своих проблем. (На самом деле неуверен, что мог бы!)
Но вчера ты ушла, и я ощутил, до чего уязвимы наши отношения. До чего они хрупкие. Я остался один, без руля и ветрил, в ужасе при мысли, что тебя потерял. Я не понял причины твоего неожиданного гнева, ведь, на мой взгляд, все было как нельзя лучше. Наши отношения казались мне идеалом, о будущем я не помышлял. Во всяком случае, не помышлял с той настоятельностью, с какой о нем стала думать ты. И я не мог понять, что заставило тебя рассердиться, уйти и оставить меня. Потом я понял, что ты взрослее меня. Горизонты для тебя обширнее, а раз обширнее, то и ненадежнее.
Я испугался, что ты ко мне не вернешься, Клара. Осознал, сколько ты для меня значишь. Чувствовал себя отчаявшимся, перепуганным тупицей. Старался понять, что произошло и почему ты вдруг ушла.
Я случайно разгадал твою тайну, Клара. Нечаянно открыл шкаф и наткнулся на тест на беременность. Тогда я все понял. Я понял, почему ты так настоятельно хотела услышать мой ответ. И еще я понял, что хочу появления нашего ребенка.
Почему я с тобой не поговорил? Из-за неуверенности, застенчивости, боязни, что не сумею всего высказать. Высказать свою радость от того, что нас будет трое. Я понял, что слова меня могут подвести, и тогда решил тебе написать.
Ты получишь мое письмо и поймешь, как я люблю тебя, как люблю ребенка, который родится от нашей любви.
Я надеюсь, ты простишь меня, Клара, за то, что я не сумел тебе все это просто сказать.
Клара, я люблю тебя.
Габриэль писал письмо на одном дыхании, словно боясь, что у него отнимут возможность его окончить. Да, конечно, по времени кое-что не совпадало, но он старался как можно лучше управиться с реальностью, которая досталась ему как фантастический подарок от проводника. Хронология хромала, зато чувства были подлинными.
Теперь ему предстояло вновь сосредоточиться и написать еще одно письмо. Хватит ли ему сил? Первая исповедь далась ему нелегко, и Габриэль сомневался, удастся ли сладить со второй. Но он должен был собраться и написать письмо родителям. Иначе все, что он задумал, грозило обрушиться. Он закрыл глаза и призвал на помощь воспоминания, картины, чувства, которые могли бы ему помочь.
Габриэль положил письма в конверты, на каждом крупными буквами написал имена адресатов, стараясь воспроизвести свой почерк. Отнес на столик напротив двери в прихожей — пусть лежат на самом видном месте. Но если Оксана не придет завтра или послезавтра, весь его план рухнет. Пока было видно, что она после аварии сюда не приходила. Габриэль взял мобильный и, убрав свой номер, послал короткое сообщение с просьбой прийти и убрать у него в квартире. Оксана наверняка решит, что распоряжение послала его мать, и непременно исполнит просьбу. Если нет, он найдет еще какой-нибудь способ.
Прежде чем уйти, Габриэль в последний раз оглядел свое жилище, потом погасил свет, вышел, запер дверь и положил ключи на привычное место.
По лестнице спускался медленно, глубоко уйдя в свои мысли. Он не заметил притаившиеся в углу две тени, готовые на него наброситься.
27
Инспектор Панигони сидел напротив Габриэля, положив на скрещенные руки подбородок. Поза подходила скорее священнику, чем инспектору полиции, зато инквизиторский взгляд принадлежал уж точно полицейскому.
— Итак, я повторяю свой вопрос: что вы делали в этой квартире?
Габриэль продолжал молчать. Да и какой вразумительный ответ он мог дать?
— Вы уже не в первый раз посещаете эту квартиру, не так ли?
Панигони уставился на не желающего отвечать подозреваемого и продолжил:
— Соседка утверждает, что видела вчера какого-то человека, входившего в квартиру молодой пары. Она проявила бдительность. И сегодня, снова услышав шум у двери, позвонила нам.
Получившие сигнал полицейские схватили Габриэля, решив, что речь идет об обыкновенном воришке. Но ничего у него не нашли. Зато, присмотревшись, крайне удивились: они арестовали человека, который, будучи виновником аварии, находился под следствием за нанесение тяжелых телесных повреждений хозяину этой самой квартиры.
Инспектор Панигони примчался в комиссариат, чтобы допросить месье Дебера, который ничего, кроме презрения и недоверия, ему не внушал. Он нисколько не верил, что у этого типа амнезия. А появление Александра Дебера в квартире Габриэля Сансье подразумевало историю куда более сложную, чем банальная дорожная авария.
— В каких отношениях вы были с Габриэлем Сансье?
— Ни в каких. До аварии я не подозревал о его существовании.
— Тогда каким образом вы узнали его адрес и место, где он прячет ключи? И что вам понадобилось у него в квартире?