Если он поддастся
Шрифт:
– Значит, этим мы и займемся, – объявила Олимпия. – Будем искать детей, а также определим тех людей, которые действуют по указке вашей матери, и узнаем, из каких побуждений они так поступают. И еще поговорим с Эндрю, чтобы он с помощью своей магии начал откапывать всю неприглядную правду. Конечно, постараемся при этом держать Миндена на расстоянии – чтобы не дотянулся до Агаты своими грязными лапами.
Все тотчас разошлись по своим делам, и Олимпия осталась одна. Откинувшись на спинку кресла, она попыталась собраться с мыслями. Брент и Томас отправились на встречу с Эндрю. Мальчики займутся осторожными расспросами на улицах среди своих сверстников-бродяжек, чтобы понять, куда могли увозить пропадавших детей. Племянники же постараются найти что-нибудь против Миндена. А вот ей следовало решить, на каком светском мероприятии стоит показаться, чтобы получить как можно больше информации.
– Я бы предпочла бродить по улицам вместе с мальчишками, – пробормотала баронесса, оглядывая стол.
– Даже и не думайте об этом. – Энид принялась убирать со стола посуду.
Олимпия поднялась, чтобы ей помочь, но Энид, указав на кресло, заявила:
– Лучше садитесь.
– Ты что, стояла за дверью и дожидалась, когда я начну разговаривать сама с собой?
– Ну разумеется! Это же моя любимая игра! А вы слишком уж часто размышляете вслух.
– Да, верно. И все же ходить по улицам с мальчишками намного предпочтительнее, чем тащиться на какой-нибудь скучнейший светский прием, где на меня вывалят навозную кучу слухов, пусть даже в ней я найду жемчужное зерно сведений, которые пригодятся.
– Но это ведь не удастся сделать ни мальчикам, ни графу.
– Как может мать разрушить репутацию собственного сына?
– Как может женщина продавать детей, чтобы потом они жили в настоящем аду?
– Нужно что-то сделать с ней после того, как мы найдем доказательства ее участия в продаже бедняжки Фейт той мадам.
– Этим в свое время мог бы заняться граф, только он предпочел просто вычеркнуть мать из своей жизни. Мне кажется, в нем присутствует та снисходительность, с которой многие мужчины относятся к женщинам. Поэтому граф считает, что мать не до конца понимала, на что обрекала Фейт. Я думаю, что графиня очень рассчитывает на эту его чисто мужскую черту.
– Вполне возможно. И все это может очень плохо закончиться. Граф в ужасе от того, что она натворила, однако эта женщина остается его матерью. Насколько суровое наказание он ей готовит? Сможет ли отдать мать в руки полицейских, чтобы те бросили ее в тюрьму или даже повесили? Может, накажет ее собственноручно? Все это так неопределенно и мучительно…
Энид погладила Олимпию по волосам.
– Я надеюсь, он сделает все возможное, чтобы она больше никогда не совершала ничего подобного. Я верю, что он отбросит в сторону доброту и снисходительность, когда ему начнут открываться все новые и новые ее преступления. Граф прекрасно относится к своим младшим сводным братьям, и я не сомневаюсь: он обеспечит их всем необходимым и позаботится об их образовании, то есть поступит как настоящий мужчина. Подумайте, что граф почувствует, когда узнает, что она сделала с теми детьми.
– Но он уже знает…
– Он думает, что знает. Но он пока не видел этого собственными глазами.
– О нет! Он и без этого много перенес!
– А вы собираетесь облегчить его страдания?
– Думаю, что да. – Олимпия встала и расправила юбки. – Пойду-ка я приготовлюсь ко Дню жидкого чая и черствых кексов. У меня сегодня несколько встреч. Давай помолимся, чтобы все, что нам нужно, я узнала на первой же, иначе вернусь домой злая как мегера. – Улыбнувшись Энид, баронесса направилась к себе в комнату.
Наблюдая за удалявшейся леди Никерсон, раскачивавшейся из стороны в сторону словно утка, Олимпия подавила желание потереть мучительно занывшие виски. Эта женщина была большой любительницей поговорить и главным образом повторяла грязные сплетни. Собрала же она их во время посещения трех предыдущих домов (Олимпии было бы достаточно и одного). Пришло время вернуться к себе в Уоррен и посмотреть, что мудрая Энид сможет предложить ей в качестве лекарства, – боль уже молотом стучала в голове.
Баронесса направилась к леди Бриндл, чтобы попрощаться, но тут пожаловали новые гости. Олимпия чуть не застонала в смятении, потому что это были не кто иные, как леди Маллам и Агата. К счастью, девушка, взглянув в сторону Олимпии, повела себя так, словно не увидела никого из знакомых. Агата, конечно, юное создание, но ей хватало ума, чтобы довольно искусно вести эту игру.
Прошел почти час, когда хозяйка наконец решила познакомить ее с леди Маллам. Олимпия уже готовилась отправиться домой, но тут глуповатая леди Бриндл подвела к ней графиню и Агату. Хотя прежде они не были представлены друг другу, по выражению глаз леди Маллам стало понятно: эта женщина знала, кто Олимпия такая, и ее мнение о ней было неблагоприятным.
– Члены вашей семьи редко появляются на таких приемах, леди Уорлок, – сказала леди Маллам.
– Я абсолютно случайно оказалась в городе, чтобы сделать кое-какие покупки, и почувствовала, что просто обязана нанести несколько визитов, – ответила Олимпия.
– Тем не менее вы встречались с моим сыном, графом Филдгейтом, не так ли?
– Совершенно верно. На свадьбе Редмана и моей племянницы. И еще раз – когда мой брат женился на дочери герцога Санданмура. – По вспышке неудовольствия в глазах дамы можно было понять, что ей неприятно напоминание о том, какими связями обладает семья Уорлок.
– Я была удивлена, когда герцог позволил моему сыну принять участие в торжестве. Ведь он не умеет себя вести в приличном обществе…
– Правда? Мне кажется, герцога абсолютно не интересует приличное общество.
Тут Агата вдруг проявила чрезвычайный интерес к драпировкам на окнах, и Олимпия поняла, что девушка очень старалась не расхохотаться.
– Я говорила не про герцога, а про своего сына. Я слышала, что вы приехали в Лондон в одно время с ним. Мне следует предостеречь вас. Мой сын отнюдь не тот человек, с которым вам было бы прилично знаться, если, конечно, вы хотите сохранить свое положение в обществе.
Олимпия решила, что может поздравить себя: она сейчас получила доказательство того, что именно леди Маллам клеветала на Брента. И у нее возникло желание надавать графине по губам. Но откуда в этой женщине столько злобы?.. Леди Маллам была весьма привлекательна, и возраст не испортил ее классическую красоту. Хотя в глазах, так похожих на глаза Брента, стоял лед. Льдом была скована и ее душа. Олимпия не могла не почувствовать, что леди Маллам ненавидела своего сына. Но почему?..
– Филдгейт – добрый друг мужа моей племянницы.