Если парни всего мира...
Шрифт:
— Что с тобой? О чем размечтался?
Не желая этого, Ларсен сам вызвал кризис. На этот раз Олафа прорвало: готовый к отпору, он стремительно нападает. Гнев отца ему больше не страшен.
— Хочу жениться на Кристине.
Но не гнев, а удивление отражается на лице Ларсена. Кто-то чужой вдруг ворвался издалека, — девушка с льняными, гладко зачесанными волосами, собранными в жесткий, торчащий на затылке пучок, бледная, в черном платье, встала между ними. Капитан недоумевает:
— Так это о ней ты думаешь сейчас?
— Не только сейчас, всегда. Я знаю, что ты не согласен. Но я не отступлю. Как только вернемся — женюсь. И если из-за этого придется оставить судно, — ну что ж, найду себе другое место.
Этот взрыв долго сдерживаемых чувств при существующих обстоятельствах
Олаф неправильно истолковал молчание отца. Он знает, что тот вспыльчив, и необычная пауза удивляет его. Может быть, отец вовсе не так враждебно настроен к его планам, как он себе представлял?
— Да разве это сейчас главное? — говорит, наконец, Ларсен.
— Да. Кристина беременна.
— Болван!
Капитан с ненавистью глядит на сына. Он с ним не ладит, пусть, но ведь это его дитя. Он готовил ему иное будущее. Куда это годится, — человек трудится всю жизнь, идет на жертвы, строит планы для всей семьи, а затем, в один прекрасный день все рушится по глупой прихоти какого-то мальчишки? Его сын пойдет по неправильному пути, испортит себе всю жизнь, а он не сможет даже вмешаться, чтобы запретить ему делать глупости! Кристина беременна, судьба любит иногда подшутить над людьми. Ларсен всегда радовался тому, что у него нет дочери, считал, что уберегся от подобных несчастных случаев. И вот теперь по милости Олафа он попал как раз в то положение, которого, как ему казалось, он счастливо избежал. Кристина беременна. Что ж, тем хуже для нее. Пусть выкручивается! Но эта мысль только на секунду, в пылу гнева, мелькает у Ларсена. Он знает, что такое поведение недостойно его; да и он сам осудил бы сына, поступи тот подобным образом. Тем более ему ненавистна будущая невестка, эта бесцветная жердь, сумевшая так ловко устроить свои дела. Никогда бы не подумал, что она такая интриганка. Впрочем, женщинам свойственна изворотливость: все они такие от рождения. Тут их учить нечему. И что только Олаф мог в ней найти? Он всегда отличался плохим вкусом: постоянно ухаживал за самыми неинтересными девушками. Разыгрывал из себя молодого петуха, был, наверное, страшно горд своей победой, дурачина, и не подозревал даже, что эта Кристина окрутила его. Ларсен вспоминает: жена говорила, что Олаф ревнив. Можно ли быть таким слепым? Чего он боялся? Кому бы взбрело в голову отнять у него этакое сокровище? Не будь его, наверняка Кристина не нашла бы себе мужа. Ничего не поделаешь, факт налицо — Кристина беременна. И женить их придется.
Олаф встает, подходит к иллюминатору, открывает его и склоняется над бортом.
— Что ты делаешь?
Ответа нет. Отец, внезапно обеспокоившись, подходит к нему. Олафа рвет.
Ларсен, крепко стиснув зубы, подавляет готовый вырваться тревожный стон.
К двери института Пастера на улице Вожирар подкатывает такси. Из него выходит Мерсье.
— Подождите меня, — говорит он Лоретте.
Она улыбается ему. Мерсье думает, что поведение Лоретты, с тех пор как они вышли из дома, было гораздо более сдержанным, чем он ожидал. Ему хочется быть искренним с самим собой, — приходится признаться, что он немного разочарован. Чего ж ты ждал, глупец? Что она первая бросится тебе на шею? Он не так глуп и не так самоуверен; однако весь вечер ему казалось, что он читает в ее глазах обещание, и, после того как он увидел ее торжествующую улыбку, он был почти убежден, что, как только они останутся одни, она сама поможет ему сделать первый шаг. Но вышло наоборот: как только они сели в такси, Лоретта забилась в угол и держалась явно настороже. Мерсье не понял, насколько невинно было ее кокетство; только в такси, оставшись с ним наедине, молодая женщина осознала некоторую двусмысленность своего положения. Она испугалась, а Мерсье не почувствовал, что ее беспокойство вызвано неуверенностью в самой себе.
Мартина, услышав шаги своего возлюбленного, открывает дверь лаборатории. По сравнению с тоненькой и гибкой Лореттой она кажется приземистой и грузной. Мерсье уже позабыл, что еще совсем недавно он находил жену Корбье поблекшей и непривлекательной. Мартина улыбается, показывая красивые, немного неровные зубы.
В больнице хорошо натоплено; доктор знает, что под халатом на Мартине почти ничего не надето. Привычным жестом он проводит рукой по ее пышному телу. Она не возражает, но почти сейчас же отстраняется и, показывая на пакет, лежащий на столе, спрашивает:
— Хорошо я упаковала посылку?
Мерсье внимательно разглядывает сверток. Одобрительно кивает головой.
— Сколько ампул сыворотки ты положила?
— Шесть, как ты просил.
— Отлично.
Доктор берет пакет и собирается выйти.
— Ты мог бы по крайней мере сказать, для кого это. Или я слишком много спрашиваю?
— Для команды одного корабля.
Он принимает резкий, официальный тон, как два часа тому назад с Лореттой. На этот раз действует инстинкт самообороны, это не ускользает от Мартины.
— Когда ты вернешься?
— Не знаю, иди домой.
— Лучше подожду тебя.
— Думаю, что до утра не вернусь, буду дежурить у приемника.
— Со старой приятельницей?
Мерсье, чувствуя себя виноватым, раздраженно отвечает:
— Со старой приятельницей и ее мужем. Удивительно, как женщины всегда думают только об одном!
Мартина пожимает плечами. Возмущение доктора ее ничуть не обманывает.
— Можешь спать с ней сколько хочешь, если тебе это нравится, — ты знаешь, я никогда не устраиваю сцен.
— Не говори глупостей, пожалуйста.
Она идет за ним в коридор и кричит вдогонку:
— Не советую снимать у нее с шеи косынку. Впрочем, может быть, тебе нравятся морщины.
Мерсье молча спускается с лестницы. Такси все еще стоит у подъезда.
— Вы поедете со мной в Орли?
Лоретта, по-видимому, искренно удивлена вопросом.
— Видите ли, когда я берусь за что-нибудь, то всегда довожу до конца, — говорит он.
Похоже, что эти слова могут иметь двоякий смысл. Ему приходит это в голову только сейчас, но ему хотелось бы, чтобы Лоретта поняла их в самом рискованном смысле. И она в самом деле понимает их так. Вместо ответа она только улыбается. Лоретте все еще страшно, но ее чувства меняются с удивительной быстротой. Она испытывает одновременно какое-то сладостное ощущение страха и кроткой покорности. Ей кажется, что она сдается под натиском, а между тем она страстно желает этого. Она жаждет бурного, грубого нападения и всем телом тянется к мужчине, который сидит с ней рядом. Но, несмотря на это, Лоретта старается придать разговору самый банальный характер.
Мерсье не подозревает, в каком смятении чувств его собеседница. С недоумением он смотрит, как она машинально оправляет на коленях юбку; дома ему показалось, что она с удовольствием выставляла напоказ кружева своей комбинации. Он уже ничего не понимает и поэтому отказывается рассуждать. Но чувства подсказали то, чего не угадывает рассудок. Голова у него кружится, однако он не может решиться сделать жест, который, вероятно, заставил бы Лоретту упасть к нему в объятия.
Он старается овладеть собой, показать свое равнодушие. Так же поступает и Лоретта. Трудная, восхитительная игра!
Они приезжают в Орли за несколько минут до отлета берлинского самолета. Пассажиры находятся в зале ожидания. Нет никакой возможности поговорить с ними. Мерсье и Лоретта направляются в помещение летного состава. Какой-то служащий останавливает их: чтобы пройти в ту часть аэродрома, нужен пропуск.
— Позовите кого-нибудь из экипажа самолета, — настаивает Мерсье.
Служащий подозрительно на него смотрит.
— Кого же именно?
— Скажите, что я врач из института Пастера и хочу поговорить с кем-нибудь.