Если полететь высоко-высоко…
Шрифт:
Тётя Женя открыла второй шкаф и вынула оттуда чёрные брюки на одной лямочке и жёлтую полосатую футболку…
…Я уходила с Мещанской, очарованная этой милой женщиной, переполненная впечатлениями до краёв… Мы договорились, что в скором времени я приду вновь, и тётя Женя даст мне прослушать магнитофонные записи, где Лёня сам читает свои новеллы…
И вообще, тётя Женя вызвалась помогать мне в подготовке Вечера, чем только сможет. Кстати, она мне дала телефон Лёниного биографа – Рудольфа Славского, советовала позвонить ему, и обязательно позвать на Вечер.
А
Я позвонила Славскому на следующий же день. Оказалось, что он живёт в пяти минутах от моего дома. Он пригласил меня зайти.
Зашла. Мне открыл пожилой человек невысокого роста с настороженным взглядом.
Маленькая квартирка, забитая битком книгами, афишами, папками… Славский, оказывается, тоже был когда-то клоуном. А потом стал искусствоведом, историком и теоретиком цирка. Уже много лет он работал над биографией Енгибарова.
Странно, но такого взаимного расположения, как с Евгенией Андриановной, у нас с ним не произошло. Со стороны Рудольфа Евгеньевича я с первых же минут почувствовала напряжённость и настороженность. Потом поняла: он воспринял меня, как конкурентку. Он, видимо, считал себя единственным знатоком творчества Енгибарова, и вдруг приходит девчонка (я ему годилась во внучки), которая тоже что-то знает и тоже хочет что-то сказать о Енгибарове. Он решил, что я посягаю на его территорию. Хотя территория здесь огромная, поистине бескрайняя, и всем хватит места! Изучать, любить, думать, восхищаться…
Когда позвонила в очередной раз Евгении Андриановне, она сообщила, что в Москву приехал в командировку брат Лёни – Рачия Капланян, что она подарила ему второй экземпляр «Лунных цирков», и он хотел бы меня увидеть. Она дала мне его телефон.
Я позвонила, не откладывая. Он пригласил приехать. И я отправилась к нему в гостиницу в центре Москвы, где он остановился. Прихватив с собой сценарий телефильма «Клоун с осенью в сердце».
Как же они оказались похожи, два брата! Я думала, что Лёня больше похож на свою маму, чем на отца. Каково же было моё изумление, когда я увидела Рачика! Матери-то у них разные. На своего отца ни тот, ни другой не были похожи. У отца лицо – как будто вырезано из морщинистого дерева, а у обоих братьев – общая мягкость черт, мягкая линия губ и взгляд карий, тёплый…
Рачия Никитович обрадовался мне. Расцеловал, как родственницу. И сказал, что я написала замечательную книгу о Лёне. Я уточнила, что книга не только о Лёне, что там много героев и адресатов, на что он сказал:
– Всё равно это книга о Лёне!
И протянул мне «Лунные цирки» с требованием сделать дарственную надпись.
Я надписала книгу. И сказала, что у меня есть для него ещё кое-что.
– И что это?
– Сценарий телефильма о Лёне.
– Это интересно. Покажите.
Я протянула ему сценарий. Он пробежал глазами первые страницы…
– Интересно… любопытно…
– Главное то, что здесь нет ни одного чужого слова – только Лёнины слова. Я использовала его новеллы, его дневники. Он сам рассказывает о себе. Собственно, нужен только один актёр, похожий на Лёню со спины. И голос чтобы был похож. Хотя это не так важно – похожесть. Главное, чтобы он почувствовал Лёню изнутри, чтобы срезонировал на него… Будут звучать новеллы, и будут кадры с его выступлениями. Получится замечательный фильм. Главное, чтобы не было никаких «воспоминателей», которые больше говорят о себе.
– Ты права… Но понимаешь, я ведь не снимаю кино, я – театральный режиссёр.
– Я знаю.
– Но я могу, если ты не возражаешь, взять сценарий с собой в Ереван и там поискать режиссёра.
– Не возражаю.
– Это ничего, что я перешёл на «ты»? Ну, не могу я тебе говорить «вы»! Прочёл твою книгу, и ты сразу стала мне родным человеком.
– Ничего-ничего, пожалуйста!
– Кстати, сейчас один мой ученик должен зайти, мой любимый ученик. Познакомлю вас.
Тут раздался стук в дверь.
– А вот и он!
Двери открылись, и вошёл высокий мужчина.
– О, Миша, дорогой! – радостно воскликнул Рачия Никитович, и они обнялись. – Миша, познакомься, это Маша, она написала замечательную книгу о моём брате Лёне. Маша, это – Миша!
Он мог бы его и не представлять, потому что не узнать этого человека было невозможно: это был известнейший актёр театра и кино Михаил Ульянов! Первый раз я увидела его давным-давно, в фильме «Битва в пути». А потом было много, очень много фильмов с его участием, но больше всего я любила фильмы «Бег» и «Братья Карамазовы». Ульянов совершенно гениально сыграл Митю Карамазова. Вот это была роль его масштаба, его размаха!… А генерал Чарнота в «Беге» – может быть, моё самое сильное потрясение от кино. Ничего не могу поставить рядом с этим образом…
Они представляли собой забавную пару: Ульянов был головы на полторы выше Рачика, и с высоты своего роста взирал на маленького Рачика с почтением и обожанием. А Рачик – снизу вверх – с покровительственной любовью.
Тут зазвонил телефон, и Рачик вышел в другую комнату. Проводив его взглядом, Ульянов сказал:
– Этот человек так много дал мне, так многому меня научил! Когда он приезжает в Москву, это для меня праздник. Всё бросаю и бегу к нему, чтобы пообщаться хотя бы полчаса… А вы, вправду, написали о Лёне книгу?
– Это книга стихов. Она почти вся о цирке, и здесь много стихов, посвящённых Енгибарову. Но так как именно Енгибаров открыл для меня цирк, то можно сказать, что вся книга посвящена Лёне. Рачия Никитович так это и воспринял.
– Необычное название, – сказал Ульянов. – «Лунные цирки»… Можно подумать, что книга о космосе.
– Всё верно. Цирк – это явление космическое.
Он листал мою книгу, задерживаясь на каких-то страницах, шевелил губами, а я смотрела на него, удивляясь, как его экранный образ отличается от того, каким я видела его сейчас. На экране это, обычно, мужественный и даже грубоватый человек, с такой могучей энергетикой, хлещущей через край… А в жизни он оказался мягким, домашним, тёплым. Просто находиться с ним в одной комнате было уютно и спокойно. Чувствовалось, что это очень сильный, несуетный и добрый человек.