Если суждено погибнуть
Шрифт:
— Нет, нет. — Варя энергично замахала руками на доктора.
В конце концов Никонов, исчерпав все доводы, махнул рукой:
— Ладно, везите. Только мне за это здорово нагорит от полковника Синюкова.
Варя нежно тронула доктора пальцами за рукав:
— Не бойтесь, я его спрячу так, что его не только полковник — даже генерал не найдет. Поручик будет находиться во втором обозе, среди мешков с овсом.
Никонов вновь махнул рукой:
— Настойчивость ваша, Варя, достойна другого применения.
Варя помчалась
— Хорошо, что я вас нашла, — кинулась к нему Варя,
— А я никуда и не прятался. — Дед хлопнул ладонью рядом с собою — садись, мол... На землю была постелена старая кабанья шкура, которую старик специально держал в телеге для этих целей.
Проглотив очередной кусок пирога, дед отер рукою бороду:
— Ну!
Человеком старик Еропкин был сообразительным, все понял с полуслова, завернул пирог в тряпку и проворно, как молодой, вскочил на ноги.
— Поручик Павлов — достойный человек, — сказал он. — Сделаем все в наилучшем виде, барышня. Поехали!
Через двадцать минут поручик уже лежал в телеге, прикрытый сверху домотканым одеялом, улыбался слабо, щурился, ловя глазами солнце. Под бок ему старик Еропкин сунул кавалерийский укороченный карабин и несколько обойм с патронами, под другой бок пристроил винтовку-трехлинейку.
— С таким количеством оружия можно атаку целого взвода отбить, — заметил Павлов. — К чему столько?
— Мало ли что может быть, — уклончиво ответил старик, — жизнь ведь нынче какая: если есть у тебя ствол — ты на коне, нет ствола — ты под конем. Вот и выбирай, ваше благородие, что лучше: на коне быть или под конем?
Поручик улыбнулся.
— С вами, грамотными, иначе нельзя. Либо так, либо этак. Третьего не дано, — ворчал дед.
— Никаких нюансов, значит?
— Я не знаю, что это такое, но, по-моему, это... — Старик покрутил в воздухе растопыренными пальцами, будто держал крупное яблоко, затем заботливо, как нянька, подоткнул одеяло под ноги поручика, положил рядом кусок дерюжки, привычно хлопнул по нему ладонью, приглашая Варю: — Садитесь, барышня!
— Да я пройдусь, пожалуй...
— Чего-о? — Еропкин свел вместе брови. — С какой стати бить ноги, когда есть лошадь — это раз, и два — долго вы не продержитесь... Не пойму я чего-то... А? — Он вторично хлопнул ладонью по дерюжке: — Пристраивайтесь, барышня! В ногах правды нет.
— Действительно, Варюша. — В голосе Павлова послышались просящие нотки, он сдвинулся к краю телеги, застонал от неловкого движения. — Садитесь!
Варя запрыгнула в телегу.
— Э-э, милый! — Старик хлестнул вожжой застоявшегося коня. — Напшут, как говаривали польские повстанцы в моей молодости. Вперед!
Конь испуганно вздрогнул и едва не выломился из оглоблей, дед окоротил его все теми же вожжами, и телега проворно застучала колесами по неровной каменистой мостовой. Старик успокаивающе почмокал губами, осаживая коня, покачал головой, досадуя на самого себя.
— Чего это я? — пробормотал он. — Я ведь так ваше благородие растрясу. Не годится.
Телега сбавила ход. Старик покрутил головой из стороны в сторону и неожиданно вскинул над собой черенок кнута:
— Есть одна мысль!
Конь засек тень черенка и испуганно вздрогнул, хотел было пуститься вскачь, но дед привычно осадил его.
— Какая мысль? — спросила Варя.
— Да тут я в одном месте шарабан с рессорами приметил. Настоящий тарантас. На нем ехать будет мягче.
— А куда же девать телегу?— спросила Варя. — Жалко ведь.
— Жалко, — согласился дед, — но выхода у нас нету. Обратно будем ехать — обменяем.
Он взмахнул вожжами, подогнал коня, свернул в темный переулок, вдоль которого по обе стороны тянулись купеческие лабазы с прочными заборами на дубовых дверях.
— Стой! — выкрикнула Варя командно. — Не будем менять телегу!
Дед натянул вожжи, сощурился вопросительно:
— Это почему же?
— Тарантас слишком приметная штука. По тарантасу нас можно будет найти где угодно. И полковник Синюков обязательно обратит внимание.
— Это так, — подтвердил поручик.
Дед кнутовищем сбил набок картуз, почесал за ухом:
— М-да. А ведь действительно... — Он снова почесал пальцем за ухом и привычным движением кнутовища поправил на голове картуз. — Действительно, мало ли что... Нас по этому тарантасу и отстрелять можно будет. А ежели он сломается, то чинить его — ого-го! Запаришься. Штука старая, такие уже не делают, и мастеров-то, наверное, не осталось. Вот он какой коверкот нарисовался, однако...
Решили ехать все-таки на телеге — и привычнее это, и безопаснее.
А городок тем временем опустел совершенно, даже собаки и те попрятались по подворотням — все затихло, будто перед бедой. В некоторых домах даже ставни были прикрыты.
Тихо сделалось в городке, глухо. Многие жители не понимали, что происходит, кто кого бьет.
А русские продолжали бить русских. Осознание этого неподъемной тяжестью легло на душу. Каппель, сумрачный, с печальными глазами, ходил туда-сюда по вагону, мял пальцы.
У Каппеля сил было меньше, чем у Троцкого, у которого имелись даже бронепоезда, да и командующим к себе тот назначил толкового человека — полковника Генерального штаба Сергея Сергеевича Каменева. И все равно Троцкий не мог сдержать Каппеля, который шел по его тылам и громил их.