Если суждено погибнуть

Поволяев Валерий Дмитриевич

В следующую секунду, разжав веки, сами собой закрывшиеся от боли, поручик увидел, что над телегой уже почти навис всадник — дотянулся, осталось совсем немного. Косматый схитрил, пустив своего черного коня прямо через кусты, напролом, в несколько мгновений прорубился через них и оказался рядом с телегой.

Поручик не успевал выстрелить — еще не пришел в себя. Неожиданно над его ухом громыхнул выстрел, голову поручика невольно кинуло в сторону.

Черный конь сделал резкий прыжок влево, заржал испуганно, всадник закричал гортанно — абрек, что ли? — на лбу у него нарисовалась черная точка-дырка, растеклась стремительно, и всадник, не вынимая ног из стремян, повалился назад, на спину коня.

Конь сделал еще один прыжок, другой, оказался в кустах,

а потом заржал и, сдирая с седока амуницию, исчез. Павлов застонал.

Варя кинулась к нему:

— Вы живы, Александр Александрович? Сильно зацепило?

— Зацепило, — вяло шевельнул губами поручик.

Старик Еропкнн тем временем вылез из-под куста и, сжимая в руке картуз, помчался к телеге.

— Ай-ай-ай! — заверещал он на бегу. Нависший над колеей ольховый куст стебанул его по лицу, но дед не почувствовал удара. — Ай-ай-ай! Я ведь вас чуть не погубил, дурак старый! Ай-ай!

— Вот именно, ай-ай! — морщась, проговорил поручик. — За такое «ай-ай» розги положены. По голому заду.

Дайте я вас перебинтую. — Варя попробовала развернуть к себе поручика, но тот, оглушенный пулей, медным звоном, которым была наполнена его голова, не поддался.

— Где мы?

— Дайте я вас перебинтую! — сказала Варя и, чтобы приподнять поручика, потянула за борта кителя, который был накинут у того на плечи, а теперь высовывался из-под его тела.

Она помогла Павлову сесть и, взяв чистый, скатанный в рулон бинт — простиранный и продезинфицированный над чайником, над паром, — наложила новую повязку на старые бинты.

Отсюда, с этого проклятого места, надо было уезжать как можно скорее. Варя спешила.

— Вы спасли всех нас, Варя, — проговорил тем временем поручик одышливо, сипя от боли.

В телегу легко, будто тело его не имело никакого веса, запрыгнул старик Еропкин.

— Простите меня, ваше благородие, — завопил он громко, — я с этим картузом чуть не погубил вас! Смотрите, что супостат сотворил! — Дед показал поручику картуз, навылет просеченный пулей. — Головной убор мне испортил. Эти же дыры теперь никакой ниткой не заштопаешь!

— Поехали, дед, — морщась от боли, попросил поручик, — пока нас тут не прихлопнули окончательно... Как мух.

— А я что? Я ничего! — ответил Еропкин и проворно подхватил вожжи.

Поручик не выдержал, удрученно качнул головой. Варя затянула у него на плече узел и уложила на дерюжную подстилку.

— Вам надо лежать, Александр Александрович!

— Меня зовут Сашей.

— Простите... — Варя смутилась, закусила нижнюю губу, на щеках у нее появились пунцовые пятна и ровно растеклись по коже, — Саша...

— Так лучше, — сказал поручик.

— Как только выберемся отсюда — перевяжу покрепче.

— А пуля? — Голос у Павлова задрожал в такт тележной тряске. — Разве она не застряла в плече?

— Слава Богу, нет. Прошла по касательной. Разорвала бинт, и только. Все чисто, Александр Алек... все чисто, Саша, никакой операции делать не надо. Я понимаю — было больно, ошпарил ожог, но это — единственное, что смогла сделать пуля.

Поручик облегченно вздохнул: самое худое дело, когда пуля остается в теле, вокруг нее начинает гнить живая плоть — и мышцы, и жилы, и даже сама кровь.

— Боль я перетерплю, — сказал он, — это дело такое...

Если бы Каппель взял в плен Троцкого в Свияжске — повторюсь, — наверное, не только Гражданская война, но и сама история России потекла бы в другом направлении. Слишком уж сложной («сложной» — это мягко говоря; когда у нас дают кому-нибудь характеристику и специально подчеркивают: «это — сложный человек», всегда бывает понятно, что это за тип, слово «сложный» в наши дни стало синонимом слова «дерьмовый») фигурой, выбивающейся из общего ряда руководителей-ленинцев, был Троцкий.

Дисциплину в Красной Армии он насаждал кровью — продолжал расстрелы. Стон по воинским частям шел великий. Троцкого проклинали и свои, и чужие, но ему самому до этого стона не было никакого дела. Молва людская его не интересовала. Его больше интересовало, — больше всего, между прочим, — что скажет о нем дорогой друг Владимир Ильич и родная женушка.

По жене он тосковал отчаянно, но фронт покинуть, чтобы побывать дома, не мог. Не имел права.

Не только Троцкого Каппелю не удалось захватить, но и сам Свияжск. То ли обычный маневр не сработал, то ли к красным в последнюю минуту подоспела серьезная подмога, но атакующих каппелевцев встретил такой плотный пулеметный огонь, что голову от земли невозможно было поднять.

Атакующие залегли.

Тут появилась конница красных. Лихая, громко гикающая, она возникла внезапно, ударила сразу с двух флангов, прошлась по каппелевским ротам с сабельным свистом — правда, к счастью, не смогла всех людей изрубить в капусту, но все равно два с лишним десятка оставила лежать на земле.

Выходит, Троцкий охранял себя не только бронепоездами, не только пулеметными взводами и отрядами в кожаных тужурках, но и мощной кавалерией.

Каппель приказал отвести атакующие роты от Свияжска. Надо было выждать, перевести дыхание — люди его устали.

А в Москве в это время обстановка сложилась такая же непростая, как и на фронте.

На телеграммы Троцкого, которые тот слал из-под Свияжска, в Кремле смотрели косо: Троцкий обвинял в поражениях Блюхера [16] , Эйдемана [17] , Лациса [18] , Белу Куна [19] , Смилгу [20] , Зофа [21] , Лашевича [22] — всех, словом. Кроме Тухачевского. Тухачевского он не трогал — понимал, что тогда останется один.

16

Блюхер Василий Константинович (1890-1938) — летом 1918 г. руководил походом Уральской армии, за что награжден орденом Красного Знамени № 1. В 1921-1922 гг. — военный министр, главком Народно-революционной армии Дальневосточной республики.

17

Эйдеман Роберт Петрович (1895-1937) — в Гражданскую войну командовал дивизией, армией, группой войск на Южном и Юго-Западном фронтах.

18

Лацис Мартын Иванович (Судрабс Ян Фридрихович) (1888-1938) — в октябре 1917 г. — член ВРК, с 1918 г. — член коллегии ВЧК, в 1919-1921 гг. — председатель Всеукраинского ЧК.

19

Кун Бела (1886-1939) — один из руководителей и организаторов компартии Венгрии. Участвовал в обороне Петрограда, подавлении левоэсеровского мятежа 1918 г. в Москве, член РВС Южного фронта.

20

Смилга Ивар Тенисович (1892-1938) — член РВС ряда фронтов, начальник Политуправления РВСР.

21

Зоф Вячеслав Иванович (1889-1937) — в 1919-1920 гг. член РВС Балтийского флота.

22

Лашевич Михаил Михайлович (1884-1928) — в 1918 г. председатель Сибревкома.